В вопросах подхода к лечению Ким почти слово в слово повторял высказывания 
Учителя.
 - Болезни следует лечить с изменения человека, с изменения его природы, его 
психики, его быта и его судьбы, - объяснил мне однажды лекарь. - Если человек 
не управляет своими эмоциями, он болен. Если человек не управляет своими 
страстями, он болен. А если человек не наделен волей, то он смертельно болен. 
Поэтому нет смысла лечить человека, лишенного стремления к жизни, так как при 
этом великое умение знахаря пропадает втуне. Не следует жалеть пациента, ибо 
жалость не способна к трезвой оценке. Больной в первую очередь должен 
заслуживать излечения.
 Я помню, как меня вначале даже слегка шокировало подобное мировоззрение. С 
одной стороны, у меня сформировался образ типичного врача, связанного клятвой 
Гиппократа и в каком-то смысле находящегося в рабском положении и обязанного 
лечить всех, хотя качество этого лечения может быть более чем сомнительным, и, 
с другой стороны, позиция почти всесильного корейского знахаря, который 
выбирает себе пациентов, руководствуясь выработанным им самим законом жизни, 
законом меры, законом соотношения добра и зла. Знахарь сам выбирал человека, 
достойного быть излеченным, выбирал на основе мудрости и интуиции, 
сформировавшихся у него за долгие годы практики и обучения.
 Через некоторое время Ким начал уже полностью доверять мне, и я стал принимать 
активное участие в процессе лечения. Ким даже начал разговаривать с некоторыми 
интересными для меня пациентами на русском языке.
 Однажды Ким, пребывающий в особо хорошем расположении духа, совершенно 
неожиданно заявил:
 - Я собираюсь сделать тебе подарок. Открыв дверь в приемную, он что-то сказал 
по-корейски, и в комнату вошла женщина средних лет.
 - Это мой русский ассистент, - сказал по-русски Ким. - Расскажите, что вас 
беспокоит.
 - Это просто ужасно, - со слезами на глазах пожаловалась женщина. - Я 
обращалась ко всем возможным знахарям и ко всем известным врачам, но никто не в 
силах мне помочь. Одна подруга рассказала мне о вас, о том, что вы творите 
чудеса. Вы - моя последняя надежда.
  У меня очень сильные почти непрерывные хронические боли в области лица и 
головы. Меня обследовали лучшие профессора, но никто не может даже поставить 
диагноз. Я прошла все круги ада, ходила и к бабкам, и к дедкам, меня и 
заговаривали, и лечили травами, да все без толку. Не знаю, может быть это 
оттого, что я кореянка, никто и не хочет как следует лечить меня? 
 Ким усмехнулся.
 - Если врач не умеет лечить, то ему безразлично, человека какой национальности 
не лечить, а врач, который лечит, вылечит представителя любой национальности.
 Он приоткрыл дверь и отдал по-корейски какое-то распоряжение. В комнату 
впорхнула юная пухленькая кореянка, еще совсем девочка, но в ней уже 
угадывалась будущая красавица. В руках она несла большое лукошко с белыми, 
желтоватыми и коричневатыми яйцами.
 Испуганно зыркнув на лекаря, кореяночка грациозным движением поставила лукошко 
на странное сооружение, представляющее собой перевернутую вверх дном выварку, 
на которую был напялен плетеный табурет с привязанными к его ножкам веревками. 
В данный момент эта выварка служила столиком, но ее можно было использовать и 
по прямому назначению - для переноски кипятка. Тогда ее переворачивали, веревки 
накидывали на плечи, а плетеный табурет позволял не обжигаться, прикасаясь 
руками к дну.
 Девчушка пробежала мимо меня к выходу, по дороге игриво задев меня бедром и 
бросив на меня мимолетный жалящий взгляд раскосых черных глазок.
 - Вот чертененок, - улыбнулся я.
 - Гляди, вот пройдет несколько лет, и ты ради нее еще корейцем станешь, - 
пошутил Ким. - Такие женщины, взрослея, всегда добиваются того, чего хотят. Не 
забудь на свадьбу пригласить.
 Меня вдруг охватило желание рассказать лекарю о своей связи с Лин и об Учителе,
 но я не поддался порыву. Мне вспомнилась фраза, сказанная когда-то Ли:
 - Спокойные стоят выше национальностей и национальных интересов, но это не 
значит, что они не гордятся той национальностью, к которой принадлежат. Учение 
Шоу открыто для всех и принадлежит всему человечеству в целом.
 Ким зажег старую керосинку и поставил на нее кастрюлю с водой. Он велел мне 
помещать яйца в алюминиевый дуршлаг по 6-8 штук и опускать дуршлаг в кастрюлю, 
разогревая их.
 - Отбирай только белые яйца, - сказал лекарь. - Цветные не трогай.
 Керосинка оказалась на редкость шумной, она фырчала и сопела, как маленький 
огнедышащий дракон. Меня очаровывала эта почти средневековая обстановка, где 
вместо сверкающей хромированными частями современной аппаратуры для лечения 
использовались какие-то древние и странные вещи, иногда переделанные во что-то 
новое или поменявшие свое назначение; и вместе с тем меня поражало, как 
гениальный врач, работающий в условиях этого средневековья, добивался 
результатов, которым могли бы позавидовать признанные светила нашей медицины.
 Разогретые в воде яйца я заворачивал в льняные тряпочки и передавал их Киму. 
Раздетая до пояса женщина сидела на стуле, уныло скрестив руки на обнаженной 
груди. Она мрачно и со страхом наблюдала за процессом лечения. Лицо пациентки 
было искажено гримасой недоверия и боли. По тому, как налились кровью прожилки 
в ее глазах, я понял, что приступ обострился.
 Ким катал горячие яйца по ее лицу, шее, спине, плечам и груди. Через полчаса 
выражение лица женщины смягчилось, она прикрыла глаза и, казалось, впала в