слезы благодарности и счастья.
     Плач прекратился сам собой, словно я исчерпал свои внутренние ресурсы. В 
душе остались только тишина и спокойствие, как на омытых росой лугах теплым 
весенним утром.
     - Теперь ты знаешь, что такое осознание ценности жизни, - негромко сказал 
Учитель. - Мало того, что твои родители и предки сотни раз подвергались 
опасностям, каждая из которых могла прервать уникальную цепь перемен, приведшую 
к твоему рождению, тебе еще удалось выиграть конкурс среди миллионов 
сперматозоидов, погибших на своем героическом пути к яйцеклетке. Поверь мне, 
это гораздо труднее, чем выиграть в лотерее.
     Взглянув на мое серьезное лицо. Ли оглушительно расхохотался.
     Я образно представил себе, как повиливающие хвостиком сперматозоиды, 
напоминающие мчащихся в морские волны леммингов, пихают и расталкивают друг 
друга, устремляясь к заветной яйцеклетке. Контраст этой картины со сценами из 
Великой Отечественной войны, которые я только что прожил, был так нелеп, и в то 
же время в них было что-то общее - стремление в будущее, борьба, смерть и 
продолжение нити жизни. Я взглянул на раскачивающегося от смеха Учителя и тоже 
захохотал вслед за ним, сам не понимая, почему.
     
Глава 15
     
     Тема жестокости много раз всплывала в наших разговорах с Ли, и урок, 
который он преподал мне во время обучения в лесах Партизанского водохранилища 
имел свою предысторию. Поводом к нему послужил вопрос, который мне задал один 
из моих учеников-комитетчиков, сильный, уравновешенный и хорошо подготовленный 
боец.
     Как-то после занятий он отвел меня в сторону и, смущаясь, сказал:
     - Знаешь, Саша, похоже, у меня проблема. Недавно я оказался в ситуации, 
когда самым правильным решением было выбить противнику глаза. Я уже поднял руку,
 но что-то меня остановило. Я просто не мог нанести удар. Мне казалось, я 
чувствую, как мои пальцы впиваются в его глазницы, проникая вглубь и 
выворачивая окровавленные глазные яблоки. У меня заболели глаза и меня чуть не 
стошнило. К счастью, я сумел справиться с собой и провести другой прием, но то, 
что произошло, могло стоить мне жизни. Я не считаю себя слабаком и чересчур 
гуманным человеком. Я мог бы взорвать или пристрелить врага без всякой жалости 
и угрызений совести, но какой-то внутренний барьер мешает мне вырывать глаза, 
разрывать ноздри и рот и делать подобные приемы. Как мне преодолеть этот 
барьер?
     Подобные вопросы возникали у многих моих учеников, я тоже, правда в более 
легкой форме, сталкивался с подобной проблемой, и я не раз задавал Ли вопросы 
на эту тему.
     С раннего детства отец привил мне страсть к охоте, и убийство диких 
животных я воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Мне часто приходилось 
сворачивать шеи раненым птицам и добивать зайцев и лис. Уничтожение животных не 
доставляло мне удовольствия, но также и не вызывало угрызений совести. Я 
добивал подранков из сострадания, и охота для меня была скорее не развлечением, 
а увлекательным и азартным способом добычи пропитания. Доходы моей семьи были 
весьма скромными, и свежее мясо к столу всегда приходилось кстати.
     Незаметно для меня самого встречи с Ли изменили мое отношение к охоте. 
Хотя он обучал меня совершенному искусству убивать, мое мировоззрение 
изменилось настолько, что убийство животных даже ради пропитания стало мне 
неприятно, хотя я по-прежнему мог спокойно свернуть шею птице или добить 
раненого зверька.
     Как-то раз я упомянул об этом в разговоре с Учителем.
     - Это плохо, - сказал Ли. - Ты перестал быть жестоким.
     - А разве быть жестоким хорошо? - спросил я.
     - Я говорю о естественной, а не о патологической жестокости, - пояснил он. 
- Раньше ты был жестоким, не задумываясь об этом. Жестокость не поражала твоих 
чувств, ты был естественным, как сама природа. Я благодарен твоему отцу за то, 
что он с детства приучил тебя охотиться. Ты даже не представляешь, как много он 
сделал для тебя, показав тебе естество этой стороны жизни. Жизнь - это цепочка 
смертей, это то, что называется цепочкой питания.
     - Ты имеешь в виду пищевую цепочку? - спросил я.
     - Опять ты цепляешься за научные термины, - недовольно сказал Ли. - 
Термины заслоняют суть вещей. Для меня "цепочка питания" звучит более живо и 
образно, чем мертвый термин "пищевая цепочка". Но суть не в этом. Когда ты 
встал на путь воинов жизни, ты научился ценить и уважать жизнь во всех ее 
проявлениях, и на смену твоей естественной и невинной жестокости пришло 
осознание того, что "Спокойные" называют "преступлением перед жизненностью 
высшего и низшего порядка". Преступление перед жизненностью высшего порядка - 
это лишение жизни человека, а преступление перед жизненностью низшего порядка - 
это уничтожение животных и растений.
     Здесь слово "преступление" не совсем правомерно. "Преступление" 
автоматически ассоциируется с чем-то плохим, запретным и греховным, а для воина 
жизни не существует таких понятий, как "плохое, запретное и греховное". Это 
относительные понятия, меняющиеся в зависимости от морали и культуры общества. 
Хотя и не совсем точно, но действия воина жизни классифицируются скорее не как 
плохие и хорошие, а как целесообразные и нецелесообразные.
     Целесообразно то, что обеспечивает выживание и гармоничное развитие 
каждого последователя Шоу-Дао и всего клана в целом, а все, что не является