торжественную версию похорон Ермака в сочетании с историей терзаний его так и 
не нашедшей успокоения души. В своих мыслеобразах я старался передать мрачную 
атмосферу утеса, где находилась могила героя, и яростную тоску его загробного 
голоса.
     Другим стихотворением, чтение которого пробуждало у меня еще более мощные 
волевые эманации, было стихотворение Гумилева "Камень", мистический настрой 
которого увлекал меня романтикой ужаса и бессилия человеческого существа перед 
лицом неведомых, безжалостных и губительных сверхъестественных сил.
     
     Гляди, как злобно смотрит камень.
     В нем щели странно глубоки.
     Сквозь них мерцает хищный пламень.
     Не думай, то не светляки.
     
     Давно угрюмые друиды,
     Сибиллы древних королей,
     Отмстить какие-то обиды
     Его призвали из морей.
     
     Он вышел черный, вышел страшный,
     И вот лежит на берегу,
     А по ночам ломает башни
     И мстит случайному врагу.
     
     Летит пустынными полями,
     За куст приляжет, подождет,
     Сверкнет огнистыми щелями
     И снова ринется вперед.
     
     Не каждому дано увидеть
     Его ночной и тайный путь,
     Но берегись его обидеть,
     Случайно как-нибудь толкнуть.
     
     Он скроет жгучую обиду,
     Глухое бешенство угроз,
     Он промолчит и будет с виду
     Недвижим, как простой утес.
     
     Но где бы ты ни скрылся, спящий,
     Тебе его не обмануть.
     Тебя отыщет он, летящий,
     И дико ринется на грудь.
     
     И ты застонешь в изумленье,
     Завидя блеск его огней,
     Заслышав шум его паденья
     И жалкий треск своих костей.
     
     Твоею кровью пьяный, сытый,
     Лишь утром он покинет дом,
     И будет страшен труп забытый,
     Как пес, раздавленный быком.
     
     Через поля, леса и нивы
     Вернется к берегу он вновь,
     Чтоб смыли дружные приливы
     С него запекшуюся кровь.
     
     Я читал стихотворение, представляя себя то камнем, то человеком, которого 
этот камень убивает, то сторонним наблюдателем.
     В состоянии камня волевые эманации, пробуждаемые у меня чтением 
стихотворения со временем стали формировать четкий и живой образ камня. Я 
действительно превращался в него. Мое тело становилось черным и мрачным 
обломком скалы, испещренным глубокими щелями, сквозь которые в темноте сияли 
зловещие огни, красные и дикие, как глаза хищного зверя. Холодный и кровавый 
внутренний пламень, который пылал внутри меня, был порождением темных 
дьявольских сил, неполнивших его сознанием беспощадного и неотвратимого, как 
сама судьба, убийцы. Я уничтожал любого, кто когда-либо прикасался ко мне или 
кого мне велел уничтожить звучащий откуда-то из моих глубин голос. Я мог летать,
 подчиняясь силе собственной мысли и, обрушиваясь на врага, чувствовать, как 
его тело прогибается под моим весом, как хрустят его сминаемые кости и как 
ручейки теплой крови ласкают меня, стекая по трещинам.
     Однажды я настолько погрузился в созданный мной мыслеобраз, что в ответ на 
прикосновение Учителя к моему плечу, вскочил, словно подброшенный пружиной, 
влекомый неистовым импульсивным желанием обрушиться на него и уничтожить.
     - Молодец, - похвалил меня Ли, плотно прижав к земле фиксирующим руку 
захватом. - Если ты используешь подобный мыслеобраз в реальном бою, ты сможешь 
сделать то, что станет для твоих противников худшим воспоминанием их жизни.
     - Что например? - спросил я.