Глава 7
     
     Когда я во второй или в третий раз приехал в совхоз "Жемчужный", чтобы 
посвятить местных любителей спорта в тонкости бокса, настольного тенниса и 
художественной гимнастики, физорг Анатолий с таинственным видом отвел меня в 
сторону и сказал, что пришло время обеспечить мне алиби, то есть показаться на 
глаза начальству и побывать на работе. В этот день по неизвестной мне причине 
все высокопоставленные лица совхоза и какое-то районное начальство собрались, 
чтобы понаблюдать за ходом сельскохозяйственных работ.
     Мне предстояло явиться в бригаду, к которой я был приписан и изобразить 
бурную деятельность в качестве помощника бригадира. Утреннюю тренировку 
пришлось отменить, я отдал ключи от спортзала ребятам, которые хотели 
позаниматься самостоятельно. Один из учеников предложил меня подбросить на поле 
на стареньком мотороллере.
     Мотороллер, подпрыгивая на ухабах, промчался по извилистым тропинкам, и, 
наконец, затормозил на асфальтированной дороге, разделяющей два поля. Картина, 
представшая передо мной, потрясла меня до глубины души. По силе эмоционального 
воздействия ее эффект можно было сравнить только с экстремальными ситуациями, 
намеренно создаваемыми Учителем для ломки стереотипов моих представлений о мире.

     Дорогу перегораживал трактор с бочкой жидких удобрений, содержимое которой 
только что было вылито на поле, скорее напоминавшее болото. Несколько женщин, 
кажется их было шесть, работали в поле. До середины бедер погрузившись в слой 
холодной весенней грязи, они высаживали рассаду капусты. Чтобы достать до земли,
 они сгибались так, что их лица почти касались темной взбаламученной жижи. 
Отворачивая голову в сторону, женщины погружали руку до плеча, втыкая в землю 
рассаду.
     Стоя на сухой асфальтовой поверхности за этим каторжным трудом с 
одобрением наблюдала пара десятков добротно одетых мужчин. Я подошел к комсоргу 
совхоза, с которым меня успел познакомить Анатолий, и потихоньку спросил, кто 
эти люди. Помимо шоферов и трактористов, брезгливо перепрыгивающих по 
настеленным доскам с прицепа на прицеп, чтобы, не дай Бог, не испачкаться, там 
находились бригадир, парторг, агроном отделения, агроном по химзащите, а также 
представители обкома и горкома со своими шоферами, директор совхоза и уже не 
упомню кто еще. Мужчины ходили взад-вперед, придирчиво изучали рассаду и что-то 
обсуждали.
     Я смотрел на шесть изможденных, выпачканных по шею в грязи существ, 
убивающих себя этой нечеловеческой работой, и меня поразил до абсурда нелепый 
контраст их согнутых фигур с мирно беседующими мужчинами, которые созерцали их 
труд с доброжелательным безразличием римских патрициев, посылающих рабов на 
съедение львам.
     В тот момент рухнуло привитое с детства и до сих пор не подвергавшееся 
сомнению мое представление о справедливом устройстве социалистического общества 
и о радостях общественно-полезного труда.
     Я успел вернуться к вечерней тренировке, а утром отправился в леса 
Партизанского водохранилища на встречу с Учителем.
     Повседневные дела не смогли погасить тягостного впечатления от увиденного. 
Я уже не был наивным юношей и успел повидать много тяжелых, неприятных и 
достаточно грязных сторон жизни, но они казались мне лишь частными случаями. Я 
разочаровывался в людях, но не в системе. Теперь мои идеалы рухнули. Я осознал, 
что система может безжалостно и равнодушно уничтожать личности множества людей, 
а слова о благородстве, гуманности и справедливости - всего лишь красивая 
сказка для дураков. Боль разочарования не проходила. Я чувствовал себя 
подавленным и несчастным, как после смерти близкого человека.
     Несмотря на мои отчаянные попытки казаться веселым и невозмутимым, Учитель 
с первого взгляда распознал во мне черную вселенскую грусть.
     - Ты похож на ребенка, который, развернув конфеты, обнаружил там дохлую 
мышь, - прокомментировал он. - Что же ввергло тебя в столь мрачное состояние 
человека, познавшего горький вкус изнанки жизни?
     Я попытался улыбнуться и пошутить в ответ, но улыбка вышла натянутой. 
Втайне стыдясь неспособности контролировать собственные чувства, я рассказал Ли 
об увиденном.
     Некоторое время Учитель молчал, бросая на меня короткие взгляды, и я 
понимал, как его забавляет наблюдение за моей безнадежной борьбой с собственной 
печалью.
     - Не нужно бороться, нужно осознавать, - наконец произнес он. - Бороться с 
собой - самое бессмысленное занятие, которое только можно придумать.
     - Я просто пытаюсь контролировать свои эмоции, - стал оправдываться я.
     - Борясь с собой ты не улучшишь своего настроения. Эмоции нужно 
использовать, истощать и перенаправлять. Когда ты чувствуешь, ты не осознаешь. 
Когда ты осознаешь, ты не чувствуешь. Просто перейди к осознанию. Тогда ты 
сможешь выбрать ту эмоцию, которая тебе нужна, без всякой внутренней борьбы.
     - Что ты имеешь в виду? - спросил я.
     - Я расскажу тебе древнюю притчу "Спокойных", - сказал Ли. - Это притча о 
пяти лекарствах.
     
     В давние времена в одном торговом городе жил чиновник. Однажды, когда он 
проходил по рыночной площади, к нему подошел какой-то оборванец, и, выкрикнув 
бранные слова, плюнул в лицо чиновнику и убежал.