прыгнул к Ли. Этот прыжок, казалось, длился 
целую вечность, и тут я понял, что сейчас глубокая ночь. Неожиданно ночь 
окрасилась равномерным зеленоватым с переливами цветом. Земля и деревья 
засветились. Я видел, как сияет мое тело и фигура Учителя. Стало светло, как 
днем. Странно, но это свечение меня не удивило и как-то вообще не затронуло, 
словно было самым обыденным делом. Меня терзало чувство неудовлетворенности 
собой. Я должен был драться, но никак не мог заставить свое тело двигаться 
быстрее. Меня захлестнули отчаяние и ярость. И тут я понял, что Ли тоже 
двигается очень медленно, почти с такой же скоростью, как и я.

В качестве тренировки мы часто устраивали медленный спарринг, когда каждое 
движение, каждый удар выполняются в 3–4 раза медленнее, чем в нормальном 
спарринге, для того, чтобы ученик, уступающий Учителю в скорости движений, 
мышления и времени для принятия решений, успевал проводить необходимые 
технические приемы и учился думать и предсказывать движения соперника. Я был 
абсолютно уверен в том, что Ли жестом вызвал меня на бой на полной скорости, и 
я никак не мог понять, почему же мы двигаемся медленнее, чем в самом медленном 
спарринге.

Эта мысль промелькнула и исчезла. Я подпрыгнул вверх и с удивлением заметил, 
как медленно земля уплывает у меня из-под ног. Пытаясь достать ногами землю, я 
сделал ими несколько непроизвольных движений, словно вращая педали велосипеда. 
Движения выполнялись медленно, но земля приближалась ко мне еще медленнее. В 
этот момент что-то сместилось в моем сознании, и мне вдруг показалось, как в 
полусне, что я вращаю ногами с бешеной скоростью, но в следующее мгновение я 
снова двигался очень медленно. Не знаю, как долго продолжался бой. Это время 
показалось мне вечностью.

Я отражал удары Ли, проводил захваты, уходил от него. Мы катались по земле, 
нанося друг другу какие-то удары, но все это происходило словно в полусне. 
Прижимаемые телом травинки, как при замедленной киносъемке, медленно 
распрямлялись. Когда я ударился о дерево и оттолкнулся от него, дерево 
вспыхнуло искрами. Я почти не ощущал собственного дыхания, усталости, боли, 
мышечных усилий. Звуки внешнего мира отодвинулись куда-то. Единственной 
реальностью в этом мире был только мой движущийся противник, мой Учитель.

Не помню, как я перешел в состояние сна, может быть, я просто отключился. Я 
пришел в себя примерно через сутки на рассвете. С трудом открыв глаза, я увидел 
склонившегося надо мной Славика. Он улыбнулся, хотя его лицо было встревоженным.
 Славик заговорил со мной, но я не понимал смысла его слов. Я совершенно не 
чувствовал своего тела, не мог говорить и даже связно думать. Я отметил только, 
что вокруг меня горели несколько костров, я был закутан в одеяла и обернут 
полиэтиленовой пленкой.

Славик объяснил, что я сутки пролежал без сознания, что Ли только что отошел, 
буквально за минуту до того, как я открыл глаза. Я пытался вспомнить, что 
произошло, но не мог, и снова уснул. В таком полубессознательном состоянии я 
находился около трех суток. Иногда я ненадолго открывал глаза и видел Славика. 
Каждый раз перед моим пробуждением Учитель уходил под каким-нибудь благовидным 
предлогом – принести фруктов, собрать хворост для костра и т. д.

Ли я увидел только на четвертый день. Я очнулся в очередной раз и на этот раз 
вместо Славика увидел Учителя. Он массировал мне грудь. Его лицо было 
подчеркнуто будничным и спокойным.

– Пора тебе выпить немного рыбного бульона, – сказал он.

В его руках появилась большая резиновая клизма с наполовину обрезанным кончиком,
 чтобы расширить отверстие. Ли отодвинул мне пальцем губу, разжал зубы и, 
вставив клизму в рот, заставил меня проглотить немного рыбной ухи. Больше всего 
меня поразила именно будничность ситуации. Я по-прежнему ничего не мог 
вспомнить и не чувствовал своего тела. Было только отчужденное спокойствие и 
отрешенность. Ли начал растирать мое тело, надавливая на какие-то точки. Иногда 
он снова давал мне бульон. Тело начало понемногу обретать чувствительность, но 
еще оставалось легким и невесомым. Голова казалась пустой. Было такое ощущение, 
что даже слабое прикосновение к ней вызовет гул, как удар по колоколу.

Когда я снова проснулся, Ли и Славик сидели у костра, поджаривая мясо на 
шампурах. Учитель не обращал на меня внимания, рассказывая Славику какие-то 
истории. Как выяснилось потом, Ли велел Славику вести себя так, словно ничего 
особенного не произошло, но по тому, как мой приятель смотрел на меня широко 
раскрытыми глазами с застывшим выражением лица, я догадался, что случилось 
нечто из ряда вон выходящее.

Память о случившемся вернулась ко мне только через несколько дней. Я постепенно 
начал двигаться, нормально есть, хотя и без всякого аппетита, скорее 
созерцательно наслаждаясь пищей. Мы говорили о посторонних вещах, не касаясь 
моего состояния. Ко мне начали приходить отдельные воспоминания, но они были 
смутными, неконкретными. Я что-то чувствовал, но никак не мог ухватить суть 
этого чувства. Я съездил на сутки домой, по