риемы. Как мне преодолеть этот 
барьер?

Схожие вопросы возникали у многих моих учеников, я тоже, правда в более легкой 
форме, сталкивался с подобной проблемой, и я не раз задавал Ли вопросы на эту 
тему.

С раннего детства отец привил мне страсть к охоте, и убийство диких животных я 
воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Мне часто приходилось 
сворачивать шеи раненым птицам и добивать зайцев и лис. Уничтожение животных не 
доставляло мне удовольствия, но также и не вызывало угрызений совести. Я 
добивал подранков из сострадания, и охота для меня была скорее не развлечением, 
а увлекательным и азартным способом добычи пропитания. Доходы моей семьи были 
весьма скромными, и свежее мясо к столу всегда приходилось кстати.

Незаметно для меня самого встречи с Ли изменили мое отношение к охоте. Хотя он 
обучал меня совершенному искусству убивать, мое мировоззрение изменилось 
настолько, что убийство животных даже ради пропитания стало мне неприятно, хотя 
я по-прежнему мог спокойно свернуть шею птице или добить раненого зверька.

Как-то раз я упомянул об этом в разговоре с Учителем.

– Это плохо, – сказал Ли. – Ты перестал быть жестоким.

– А разве быть жестоким хорошо? – спросил я.

– Я говорю о естественной, а не о патологической жестокости, – пояснил он. – 
Раньше ты был жестоким, не задумываясь об этом. Жестокость не поражала твоих 
чувств, ты был естественным, как сама природа. Я благодарен твоему отцу за то, 
что он с детства приучил тебя охотиться. Ты даже не представляешь, как много он 
сделал для тебя, показав тебе естество этой стороны жизни. Жизнь – это цепочка 
смертей, это то, что называется цепочкой питания.

– Ты имеешь в виду пищевую цепочку? – спросил я.

– Опять ты цепляешься за научные термины, – недовольно сказал Ли. – Термины 
заслоняют суть вещей. Для меня «цепочка питания» звучит более живо и образно, 
чем мертвый термин «пищевая цепочка». Но суть не в этом. Когда ты встал на путь 
Воинов Жизни, ты научился ценить и уважать жизнь во всех ее проявлениях, и на 
смену твоей естественной и невинной жестокости пришло осознание того, что 
«Спокойные» называют «преступлением перед жизненностью высшего и низшего 
порядка». Преступление перед жизненностью высшего порядка – это лишение жизни 
человека, а преступление перед жизненностью низшего порядка – это уничтожение 
животных и растений.

Здесь слово «преступление» не совсем правомерно. «Преступление» автоматически 
ассоциируется с чем-то плохим, запретным и греховным, а для Воина Жизни не 
существует таких понятий, как «плохое, запретное и греховное». Это 
относительные понятия, меняющиеся в зависимости от морали и культуры общества. 
Хотя и не совсем точно, но действия Воина Жизни классифицируются, скорее, не 
как плохие и хорошие, а как целесообразные и нецелесообразные.

Целесообразно то, что обеспечивает выживание и гармоничное развитие каждого 
последователя Шоу-Дао и всего клана в целом, а все, что не является 
целесообразным, естественно, является нецелесообразным.

По мере развития мироосознания и «Вкуса Жизни» у каждого из последователей 
«Спокойных» на смену естественной жестокости приходит неприятие преступлений 
перед жизненностью высшего и низшего порядков, но следующим этапом развития 
Воина Жизни является возвращение к его естественной жестокости, но на этот раз 
– к жестокости целесообразной.

Жестокость, необходимая тебе для выживания, получения пропитания, обучения и 
саморазвития, а также для самозащиты, является жестокостью целесообразной, и 
она не должна поражать твоих чувств, будучи простой и безличной, не связанной 
ни с наслаждением, ни со страданием. К внутреннему пониманию целесообразной 
жестокости ты придешь через медитации осознания, но помимо осознания тебе 
необходима еще и практика, поэтому на некоторое время мы вернемся к любимому 
занятию твоего детства – охоте.

Несколько дней спустя мы отправились в горы охотиться на хомяков. Мне были 
симпатичны эти любопытные юркие зверьки длиной чуть больше ладони с 
рыжевато-белыми мордочками и с короткими, утолщенными у основания хвостами.

Ли уверенно вел меня среди невысоких пологих холмов, живописно украшенных 
скалистыми обрывами, к месту, где, как он утверждал, водилось множество хомяков.
 Наконец наши шаги вспугнули несколько зверьков, и они, прошелестев по траве, 
молниями бросились в норы.

Учитель остановился.

– Мы будем охотиться здесь, – сказал он. – Ты начнешь охоту с медитации 
осознания смерти. Представь себе хомяка, представь, как ты схватил его руками, 
ощути трепет его горячего живого тельца, как оно бьется и сопротивляет