|
Люди беззастенчиво использовали его, не испытывая никакой благодарности.
Он женился на женщине, беременной от другого мужчины и усыновил ребенка.
Поскольку для его жены этот брак был лишь способом устроить свою жизнь, она
непрестанными скандалами по поводу того, что Мигель мало зарабатывает, довела
его до нервного истощения и в конце концов выставила из дома, отобрав все, что
он заработал за долгие годы совместной жизни.
Дети встречаются с Мигелем только по одному поводу - требуя денег и,
подобно матери, постоянно обвиняя его в том, что они имеют меньше вещей, чем
дети знакомых и соседей. Мигель, считая, что так и должно быть, покорно отдает
последнее, почти не имея денег, чтобы нормально питаться, не говоря уж о том,
чтобы прилично одеваться, и постоянно терзается чувством вины оттого, что не
способен дать им больше. У него развился сильный невроз, сопровождающийся
ухудшением памяти и внимания, началась депрессия.
Я постаралась объяснить Мигелю, что любовь к детям - прекрасное качество,
но излишнее потакание детским капризам лишь ведет к развитию в них бездушности
и эгоизма, что в конечном счете не украсит их жизнь, и что можно хорошо
относиться к людям, не позволяя им при этом беззастенчиво использовать себя, но
это было бесполезно.
- Зато я попаду в рай, - заявил Мигель, что было несколько странно,
учитывая, что он был убежденным атеистом и коммунистом.
В данном случае говоря о том, что он попадет в рай, Мигель имел в виду,
что он не может идти против своей системы ценностей, согласно которой ко всем
людям нужно было относиться с добром. Следуя своей модели мира, Мигель ожидал
от других ответных добрых чувств, и, несмотря на то, что жизненный опыт в
большинстве случаев учил его обратному, он оказался не в состоянии пересмотреть
свою систему убеждений, и продолжал считать, что в его несчастьях виновато
прогнившее капиталистическое общество, в котором он живет, поскольку в этом
обществе деньги и вещи ценятся выше благородства, доброты и душевных качеств.
Мечтой Мигеля всегда было жить в Советском Союзе, поскольку он полагал,
что наша великая держава - это сообщество высокообразованных и высокоморальных
людей, равнодушных к деньгам и материальным благам.
К Мигелю я испытывала двойственное чувство. С одной стороны, меня
раздражало, что в ситуациях, требующих обычной логики и здравого смысла, он вел
себя часто более, чем абсурдно, в основном портя жизнь самому себе, а с другой
стороны, меня поражало, как человек, на долю которого выпало такое количество
страданий и разочарований, ухитрялся сохранить свежими и столь же яркими идеалы
своей юности, любовь, доброту и терпимость по отношению к людям. Я поняла, с
какого типажа Сервантес писал своего Дон Кихота.
Легче всего расширять свою модель мира, общаясь с людьми, у которых
недостающие вам программы выражены в наиболее яркой, пусть даже и абсурдной
форме. Я стала использовать свои встречи с Мигелем для того, чтобы изучать его
модель мира и отыскивать в ней программы, которые были бы полезны мне самой.
Сначала, пока я анализировала его модель лишь на интеллектуальном уровне,
поведение и программы Мигеля казались мне нерациональными и абсурдными, но
постепенно, настраиваясь на его эмоции, я заметила черты, в которых его модель
мира имела преимущество над моей.
У меня была скорее натура бойца, а у Мигеля - пассивного созерцателя. Там,
где я пыталась что-то изменить, он предпочитал приспосабливаться сам. В этом
отношении мы находились на разных полюсах системы ценностей. Борьба с
обстоятельствами и покорность обстоятельствам - две стороны медали, и тяготеть
к одной из них - означает потерю гармонии.
Бывали ситуации, когда борьба с обстоятельствами была оптимальным решением,
но я заметила, что даже в случаях, когда в этой борьбе не было смысла, когда
нужно было просто смириться и приспособиться, мой организм автоматически
настраивался на борьбу, и из-за выброса в кровь гормонов, я чувствовала
возбуждение и раздражение.
Я раздражалась из-за столкновений с кошмарной испанской бюрократией, из-за
того, что даже в Европе автобусы не ходили по расписанию и опаздывали на
полчаса, Мигель же воспринимал подобные неприятности со стоическим, почти
восточным спокойствием. Время, как и деньги, казалось, не имело для него
никакого значения.
В Москве с ее стремительным ритмом жизни я не встречала таких людей. Хотя
на интеллектуальном уровне я знала о необходимости подобного отношения к жизни,
отраженного в прекрасной шоу-даосской пословице: "Если долго сидеть на берегу
реки, можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага", но у меня до сих
пор не было времени и возможности внести подобное осознание в свою модель мира.
Настраиваясь на эмоции Мигеля, отражая его терпеливое и доброжелательное
спокойствие, я расширила свою модель мира новой программой, выражающей
несвойственный мне ранее элемент системы ценностей.
От него же я научилась терпимее и доброжелательнее относиться к людям, с
пониманием воспринимая их слабости и ошибки. Если раньше необходимость
терпимости и доброжелательности опять-таки была известна мне лишь на
интеллектуальном плане, то теперь, отражая эмоции Мигеля, я стала чувствовать
их в своей душе.
В другом случае мне удалось использовать программу из крайне
противоречивой и неустойчивой модели мира моего на сей раз русского знакомого.
Володя, директор строительной фирмы, в течение нескольких месяцев был моим
партнером по танцам. Подобно многим "новым русским", послужившим материалом для
многочисленных анекдотов, Володя обладал истерическими чертами личности,
|
|