еще не пришли. Поразмыслив над тем, как мне заработать на жизнь, я решил 
заняться изготовлением искусственных бумажных цветов и с тем отправился в 
магазин, чтобы купить цветную бумагу, но там выяснилось, что на оставшиеся 15 
копеек я смогу приобрести ее в очень небольшом количестве. Я решил взять 
дешевую 
белую бумагу и анилиновые краски, чтобы самому ее покрасить. Так выходило 
гораздо дешевле. Выйдя из магазина, я направился в городской сад, чтобы 
отдохнуть в тени деревьев. Погруженный в свои не очень веселые мысли, я 
рассеянно наблюдал за стаями воробьев, которые оживленно перепархивали с ветки 
на ветку, радуясь тишине и прохладной тени. И тут меня внезапно осенила мысль: 
"А почему бы не попытаться заработать на воробьях?" Местные жители обожают 
пение 
канареек и других певчих птиц. А нельзя ли из воробья сделать канарейку? 
Заметив 
неподалеку нескольких извозчиков, которые в ожидании клиентов дремали в своих 
колясках, устроившись в тени, я подошел к одной из лошадей и, не привлекая к 
себе внимания, выдернул у нее из хвоста несколько волосков. Они были нужны мне 
для изготовления силков, которые я установил в разных местах сада. Все это 
время 
Филос очень внимательно наблюдал за моими необычными действиями. Вскоре первый 
воробей затрепыхался в одном из силков, и, осторожно высвободив его, я унес 
свою 
добычу домой.
Попросив хозяйку дать мне ножницы, я подстриг воробья, придав ему форму кенаря, 

и затем покрасил с помощью анилина. В Старом Самарканде я немедленно продал его,
 
уверив покупателя в том, что это особый "американский кенарь". На те два рубля, 

что мне удалось за него выручить, я купил несколько простых клеток и следующих 
воробьев продавал еще дороже. Всего за две недели мне удалось сбыть около 80 
этих "американских кенарей".
Первые несколько дней, отправляясь на ловлю воробьев, я брал с собой Филоса, но 

вскоре был вынужден оставлять его дома, так как он постоянно собирал вокруг 
себя 
толпу ребятишек, чем распугивал птиц. Через день после того как я начал 
оставлять пса в комнате, он исчез рано утром и вернулся только к вечеру, 
усталый 
и покрытый грязью, держа в пасти мертвого воробья, которого он торжественно 
положил мне на постель. И так повторялось каждый день: исчезая утром, он 
неизменно возвращался к вечеру с мертвым воробьем в зубах. Я не рискнул 
задерживаться в Самарканде надолго, так как боялся, что один из моих 
"американских кенарей" случайно попадет под дождь или что ему вздумается 
искупаться в своей поилке, из-за чего у меня могут возникнуть крупные 
неприятности. И я поспешил улизнуть из города, опасаясь ущерба, который 
разгневанные покупатели "американских кенарей" могут причинить моему здоровью.
Из Самарканда я направился в Новую Бухару, где надеялся найти моего старого 
друга дервиша Богга-Эддина. Я считал себя богачом, так как заработал более 150 
рублей, что в те времена составляло значительную сумму.
В Новой Бухаре я, как упоминалось прежде, снял комнату в доме торговцев русским 

квасом. В ней не было никакой мебели, и, устраивая себе ложе, я просто 
расстилал 
на полу чистую простыню, обходясь без подушки и одеяла. Я поступал так не из 
скупости - экономия денег не была в данном случае главной причиной почти 
полного 
отсутствия комфорта. Дело было в том, что в то время я увлекался учением 
индийских йогов. При этом приходится признаться, что даже в самых тяжелых 
материальных обстоятельствах я не мог отказать себе в чистой простыне и каждый 
день обтирался довольно дорогим одеколоном.
Через пять-десять минут после того как я располагался на своем 
импровизированном 
ложе и по расчетам Филоса должен был заснуть, он укладывался возле моих ног, 
никогда не позволяя себе устроиться в голове моей постели. Столом служила пачка 

книг, связанных веревкой. Это были произведения на темы, которые в данное время 

меня больше всего интересовали. На это оригинальное сооружение я клал все вещи, 

которые могли мне понадобиться ночью, такие, как, например, масляный светильник,
 
записная книжка, коробочка с порошком от клопов и т.п. Однажды утром через 
несколько дней после моего приезда в Новую Бухару я обнаружил на своем столе 
крупный иерусалимский артишок. Помню, что я сразу же отнес этот приятный 
сюрприз 
на счет любезности своей квартирной хозяйки, которая, вероятно, откуда-то 
узнала, что я очень люблю именно эти овощи. Испытывая прилив благодарности к 
этой доброй женщине, я с большим аппетитом съел его. Не сомневаясь в том, кто 
был виновником этого сюрприза, так как в мою комнату кроме хозяйки никто не