|
папирусах.
Но почему тогда отрицать подлинность, вероятность и, более всего,
достоверность тех классических писателей, которые все писали о Магии и ее
Мистериях в духе величайшей почтительности и восхищения? Послушайте Пиндара,
который восклицает:
Счастлив тот, кто сходит в могилу, получивши такое посвящение, так как
он знает конец своей жизни и царство,475 данное Юпитером476.
254] Или Цицерона:
Посвящение не только научает нас чувствовать себя счастливыми в этой
жизни, но также и умирать с лучшими надеждами477.
Платон, Павзаний, Страбон, Диодор и дюжины других дают свои
свидетельства о великом благе посвящений; как все великие, так и
частично-посвященные Адепты разделяют энтузиазм Цицерона.
«Разве Плутарх, думая о том, что он узнал при своем посвящении, не
утешился за потерю своей жены? Не приобрел ли он в Мистериях Вакха убежденности,
что «душа» (дух) остается нетленной и что существует загробная жизнь»? ...
Аристофан даже пошел дальше: «Все те, кто участвовали в Мистериях», – говорит
он, – «вели чистую, спокойную и святую жизнь; они умирали, ища свет Элевзинских
Полей (Дэвачана), тогда как остальные ничего другого не могли ожидать, кроме
вечной тьмы (невежества?)».
... И когда подумаешь о значительности, придаваемой государствами
принципу и правильному празднованию Мистерий, условиями, разработанными в их
договорах для обеспечения их проведения – тогда видно, до какой степени этим
Мистериям такое долгое время были отданы их первые и последние мысли.
Они были величайшими предметами как общественного, так и частного
внимания, и это только естественно, так как согласно Делингеру, «Элевзинские
Мистерии рассматривались, как расцвет всей греческой религии, как чистейшая
сущность всех их концепций»478.
Туда не допускали не только заговорщиков, но и тех, кто не донесли на
них; предателей, лжесвидетелей, развратников479 ... так что Порфирий мог
сказать: «Наши духи должны быть в момент смерти такими, какими они были в
течение Мистерий, т. е. свободными от всех позорящих пятен, страстей зависти,
ненависти или гнева480.
Истинно,
Магию считали Божественной Наукой, которая приводила к участию в
характерных свойствах самой Божественности481.
Геродот, Фалес, Парменид, Эмпедокл, Орфей, Пифагор – все они, каждый в
свое время, пошли искать мудрости великих Иерофантов Египта в надежде решить
проблемы Вселенной.
Филон говорит:
Было известно, что Мистерии раскрывали сокровенную деятельность
Природы482. Чудеса, совершенные жрецами теургической магии, настолько хорошо
удостоверены, и свидетельства – если человеческие свидетельства вообще
чего-либо стоят – настолько неопровержимы, что сэр Дейвид Брустер, чтобы не
пришлось признать, что языческие теурги 255] намного превзошли христианских в
чудесах, признает за первыми совершеннейшую осведомленность по физике и по
всему, что относится к натурфилософии. Наука находится в очень неприятном
положении ...
«Магия», – говорит Пселл, – «составляла заключительную часть жреческой
науки. Она исследовала природу, силу и качества всего подлунного; элементов и
их частей, животных, различных растений и их плодов, камней и трав. Короче
говоря, она исследовала сущность и силу всего. Вот откуда она создавала свои
результаты. И она создавала статуи (магнетизированные), которые приносили
здоровье, и изготовляла всякие различные фигуры и вещи (талисманы), которые
равно могли стать как инструментами заболевания, так и здоровья. Также очень
часто через магию достигается появление небесного огня, и тогда статуи хохочут
и лампы сами зажигаются»483
Это утверждение Пселла, что Магия «создавала статуи, которые приносили
здоровье», теперь доказано миру, как не мечта, не пустое хвастовство
галлюцинирующего теурга. Как говорит Рювенс, это становится «историей». Ибо это
найдено в «Papyrus Magique» Харриса и на уже упомянутом обелиске, исполненном
по обету. Как Шаба, так и Де Ружэ заявляют, что:
На восемнадцатой строке этого очень изуродованного памятника находится
формула, относящаяся к молчаливому согласию бога (Хонса), который дал знать
свое согласие движением, которое он сообщал своей статуе484.
По этому поводу возник даже спор между этими двумя востоковедами. В то
время как М. Де Ружэ хотел перевести слово «Хан», как «любезность» или
«милость», М. Шаба настаивал, что «Хан» означает «движение» или «знак»,
сделанный статуей.
Чрезмерная власть, злоупотребление знанием и личное честолюбие очень
часто приводили эгоистичных и беспринципных Посвященных к черной Магии, точно
так же, как те же самые причины приводили к тому же самому христианских пап и
кардиналов; и именно черная Магия была тем, что в конечном счете привело к
уничтожению Мистерий, а вовсе не Христианство, как очень часто ошибочно считают.
Прочтите «Римскую Историю» Моммзена, том I, и вы узнаете, что именно язычники
сами положили конец осквернению Божественной науки. Еще в 560 году до Р. X.
римляне обнаружили некое оккультное общество, школу черной Магии самого
отвратительного типа, оно праздновало мистерии, перенесенные из Этрурии, и
вскоре эта нравственная зараза распространилась по всей Италии.
Более семи тысяч Посвященных были переданы суду, и большинство их были
|
|