оставить животное под присмотром четырех баддаг-охотников, чтобы охранять его 
от 
диких зверей, самим отправиться завтракать в соседнюю плантацию. Оттуда К. 
должен был вернуться часа через два за клыками...
Программа нетрудная и, казалось, совершенно удобоисполнимая. Несмотря на это, 
не 
успел К. вернуться, как нашел одно маленькое затруднение. На слоне сидело 
человек десять курумбов, которые усердно работали над клыками. Не обращая 
внимания на сановника, они ему хладнокровно объявили, что так как слон убит на 
их земле, то они и считают как его самого, так и его клыки своею собственностью.
 
Действительно, их землянки оказались в нескольких шагах оттуда.
Понятно, как должен был быть взбешен такою наглостью высокомерный англичанин. 
Он 
приказал им убираться, пока они целы; иначе он прикажет людям разогнать их 
нагайками. Курумбы нагло рассмеялись и продолжали работу, даже не взглянув на 
бара-сааба.
Тогда К. закричал слугам, чтобы они прогнали карликов силой.
С ним было человек двадцать охотников в полном вооружении; сам К. был рослый 
красивый мужчина, лет тридцати пяти, известный своим цветущим здоровьем и 
богатырскою силой столько же, как и своею вспыльчивостью. Курумбов было еле 
десяток, почти голых и безо всякого оружия. Четыре баддага, оставленные при 
слоне, конечно, разбежались в отсутствие прочих при первом требовании курумбов. 

Казалось, было более чем достаточно трех человек, чтобы разогнать 
хищников-карликов. Однако же приказание К. осталось без последствий: ни один 
человек не пошевелился...
Все стояли, дрожа от страха, позеленевшие, с понуренными головами. Несколько 
человек, и в том числе прятавшиеся в кустах баддаги, бросились бежать и исчезли 

в лесной чаще.
Муллу-курумбы, покрывавшие, словно букашки, труп слона, глядели на англичанина 
смело, оскалив зубы и как бы вызывая его на действие.
Мистер К. окончательно вышел из себя.
- Прогоните ли вы, наконец, этих бродяг, подлые трусы? - зарычал он.
- Нельзя, сааб, - заметил седой шикари, - нельзя... Это нам верная смерть... 
Они 
на своей земле...
На сердитое восклицание поспешно слезавшего с лошади К. вождь курумбов, 
безобразный, как воплощенный грех, вдруг вскочив на ноги на голове слона, стал, 

кривляясь, прыгать на ней, скаля зубы и щелкая ими, как шакал. Потрясая 
уродливою головой и кулаками и выпрямившись во весь карликовый рост, 
муллу-курумб обвел злыми, сияющими, как у змеи, впалыми глазками присутствующих 

и прокричал:
- Кто первый дотронется до нашего слона, скоро вспомнит нас в день своей смерти.
 

Ему не видать новой луны...- Угроза была впрочем напрасная. Слуги чиновника 
словно превратились в каменные изваяния.
Тогда взбешенный К., перехлестав на пути толстою нагайкой правых и виновных, 
бросился с проклятием на курумба и, схватив его за волосы, швырнул далеко от 
себя на землю. Остальных, которые цеплялись, как вампиры, за уши и клыки 
мертвого слона и было воспротивились, он переколотил нагайкой и разогнал их в 
одну минуту. Уходя, они остановились шагах в десяти от К., который затем 
принялся сам вырезать клыки. По словам его слуг, во все время операции они не 
спускали с него глаз.
Окончив работу, К. отдал клыки людям отнести домой, а сам уже было собрался 
занести ногу в стремя, когда его взгляд снова встретился со взглядом 
побежденного им старшины курумбов.
- Глаза этой гадины произвели на меня впечатление взгляда отвратительной жабы...
 
Я почувствовал буквально тошноту...- рассказывал он в тот же вечер за обедом 
собравшимся у него гостям. - Я не мог удержаться, - добавил он с дрожью 
отвращения в голосе, - и ударил его еще несколько раз нагайкой... Карлик, 
лежавший до этого времени неподвижно в траве, на месте, куда я его бросил, 
быстро вскочил на ноги, но, к моему удивлению, не убежал, а только отошел 
немного далее и продолжал смотреть на меня, не спуская глаз...
- Напрасно вы не удержались, К., - заметил кто-то. - Эти уроды редко прощают.
К. расхохотался.
- В этом меня уверяли и шикари. Они ехали домой, точно приговоренные к смерти...
 
Глáза боятся!.. Глупый, суеверный народ. Им давно следовало открыть глаза 
на 
счет этого глáза. Знаменитый "змеиный взгляд" возбудил во мне только более 

аппетита...
И он продолжал смеяться над суеверием индусов весь остальной вечер. На другое