них немало и христианских обычаев.<<38>> А у тоддов не найдется не только 
средневекового, но и простого современного ножа. Все это, в связи с главным 
вышеупомянутым фактом, что у тоддов нет ни малейшего представления о божестве, 
делают теорию Лешено де ла Тура уже совсем неподходящею...
Затем пошла в ход, хотя и давно избитая, но излюбленная и многоспасительная в 
таких случаях теория о кельто-скифах. Но и эта по своему обыкновенно скоро 
провалилась. Когда тодда умирает, его сжигают с разными любопытными обрядами, 
вместе с любимым буйволом, а в том случае, когда покойник был 
"священнодействующим", приносится в жертву от семи до семнадцати голов этих 
животных. Но буйволы все-таки не лошади; а тип лица тоддов - совершенно 
европейский, сильно напоминающий уроженца южной Италии или Франции, довольно 
трудно согласовать с типом скифа, насколько мы о нем знаем. Лешено де ла Тур 
сильно боролся с препятствиями, но как только его осмеяли, он тотчас же бросил 
свою теорию. Гипотеза же о скифах, невзирая на всю нелепость предположения, 
держится и до сей поры.
Потом явилась на сцену вечно побиваемая и вновь оживающая теория о десяти 
"потерянных племенах Израиля". Миссионер немец Метц с помощью некоторых своих 
собратьев из англичан, одаренных одинаковым с ним пламенным воображением, 
принялись разрабатывать эту теорию с восторгом. Но в опровержение этой фантазии 

достаточно повторить уже неоднократно сказанное выше, что у тоддов никогда не 
было и тени никакого Бога, тем менее - Бога Израиля.
Тридцать три года жил с тоддами и бился с ними бедный благочестивый немец. Он 
жил их каждодневной жизнью, перекочевывая с ними с места на место; <<39>> мылся 

раз в год, питался одною молочною пищей, наконец растолстел и получил водянку. 
Он привязался к ним всеми силами своей любящей, честной души, и хотя не 
окрестил 
ни одного тодды, но хвалился, что научился превосходно их языку и познакомил 
три 
поколения тоддов с религией Христа. Но когда навели справки, то оказалось не 
совсем так.
Во-первых узнали, что Метц не знал ни полслова на их языке. Тодды выучили его 
канарезскому диалекту, на котором они сами говорят с баддагами и женщинами 
своего племени. Но из того таинственного языка, на коем рассуждают их старшины, 

когда держат совет, и который употребляется ими во время их неведомых обрядов в 

тирьери,<<40>> Метц не понимал ни одного звука. Этого языка не понимают женщины 

тоддов, или им, может быть, запрещено говорить на нем. Что же касается 
христианского просвещения тоддов, то привезенный в Учти больным и почти 
умирающим бедный Метц признался очень откровенно, что в эти тридцать три года 
общего с ними сожительства ему не удалось окрестить ни одного тодды, ни 
взрослого, ни ребенка. Впрочем, он все-таки надеялся, что "посеял в них семена 
будущего образования".
Но и в этом ему предстояло разочарование. Прибывшие на холмы с западного 
малабарского берега отцы иезуиты, питавшие в свою очередь надежду признать в 
тоддах колонии древних сирийских христиан, или по крайней мере, 
манихейцев,<<41>> очень долго наводили справки. С обычною им хитростью и 
ловкостью они успели войти в сношения с тоддами. Они вкрались, если не в 
доверие, то в хорошее знакомство с этими, обыкновенно молчаливыми, серьезными 
дикарями и успели узнать от них, к великой своей радости, - потому что они 
ненавидят протестантов еще более, нежели язычников, - что Метц мог бы прожить с 

ними целые века в теснейшей дружбе и все-таки не произвести на них ни малейшего 

впечатления.
"Слова белого человека то же, что говор майны (род говорящей птицы) или 
трещание 
языка обезьяны",- говорили старые тодды иезуитам; не замечавшим в припадке 
коварной радости обоюдоострого комплимента. "Мы слушаем и смеемся. На что нам 
ваши дивы, когда у нас есть наши великие буйволы?" - добавляли они, рассказывая,
 
как Метц предлагал им взамен веры в буйволов - веру в религию тех, которые 
отнимали у них их пастбища и обижали их ежедневно.<<42>>
Несмотря на одинаковую с Метцем участь, последователи Лойолы подняли честного 
немца на смех, распустив про него анекдоты по всей южной Индии. Мы знаем и даже 

можем указать таких иезуитов, которые, скорее нежели допустить туземца перейти 
в 
протестантство, укрепляют его всеми силами в его вере в чертопоклонстве.
Это было лет десять тому назад. С тех пор миссионеры обеих религий оставили 
тоддов в покое. Теперь уже давно решено, что всякая попытка к их обращению 
оказалась бы только потерей времени. Невзирая на такое полное отсутствие в этом 

племени всякого религиозного чувства, по единодушному показанию писателей и 
всех 
жителей Утти, нет во всей Индии народа честнее, нравственнее, добрее тоддов. 
Эта