северных 
канарезцев. Одеваются они все одинаково: род римской белой тоги из полотна, с 
одним концом, закинутым сперва под правую руку, а затем - назад, за левое плечо.
 
В руках посох с фантастическими на нем вырезками... Когда я узнал его 
мистическое назначение и веру владельцев в его магическую силу, этот маленький, 

в два с половиной фута длины бамбук смущал меня не раз... Но я не смею, не имею 

права, видав неоднократно то, что я видел, отрицать справедливость такого их 
заявления и веры. Несмотря на то, что в глазах христианина вера в магию должна 
всегда казаться греховною, не чувствую за собой права опровергать и смеяться 
над 
тем, что считаю, невзирая на отвращение, истинным фактом".<<29>>
Но не станем забегать вперед. Эти слова написаны много лет назад. Как Салливан, 

так и Хеннесей, видели тогда тоддов впервые и упоминали о них официально. Но 
даже в этом чиновничьем изложения фактов звучит недоумение, проглядывает то же 
сдержанное удивление и любопытство касательно этого таинственного племени, как 
и 
у всех других.
"Кто они такие?.." - рассуждает Сэлливан в донесении. - "Хотя они видели белых 
людей во второй уже раз, но все-таки их величавое спокойствие и горделивая 
осанка смутили меня, так мало они походили на то, что мы привыкли видеть в 
подобострастных манерах туземцев Индии. Они как будто поджидали нашего прихода. 

Отделясь от толпы, высокий старик пошел нам навстречу, а за ним шли двое других,
 
неся в руках чаши из древесной коры, наполненные молоком. Подойдя на несколько 
шагов, они остановились и заговорили с нами на совершенно незнакомом нам языке. 

Видя, что мы не поняли ни одного слова, они тотчас же переменили его на 
мало-ялимский, а потом на канарезский язык (на котором говорят баддаги), после 
чего мы разговорились свободнее".
"Для этих странных аборигенов мы были людьми как бы с другой планеты. "Вы не из 

наших гор. Наше солнце - не ваше солнце, и наши буйволы вам неизвестны", - 
говорили мне старики. - "Вы родитесь, как родятся баддаги, а не мы (!?)", - 
заметил другой, несказанно удивив меня этим. Из этих слов нам делалось ясно, 
что 
для них мы были обитателями земли, о которой они кое-что знали, хотя до сей 
поры 
никогда не видели ни ее самой, ни ее жителей; но что самих себя они считали 
совсем особенною породой".
Когда они все уселись на густой траве, возле стариков, а прочие тодды стояли в 
отдалении, англичанам было объявлено, что их ожидали уже несколько дней. 
Баддаги, служившие до того времени тоддам единственным звеном сообщения между 
ними и остальным миром, то есть Индией, успели уже их предупредить, что белые 
раджи, проведав от двух спасенных ими охотников об "обители буйволов", идут к 
ним в горы. Они тогда же сообщили мистеру Сэлливану, что у них много уже 
поколений существовало пророчество о том, что к ним придут люди из-за морей и 
поселятся у них, как до того поселились баддаги. Что им придется уступить часть 

владений и "жить с ними как с братьями одной семьею". "Такова воля их",- 
добавил 
один из старцев, указывая на буйволов,- "они лучше знают, что для детей хорошо, 

и что дурно".
На это мистер Сэлливан замечает: "В то время мы не поняли этой загадочной фразы 

о буйволах и только впоследствии узнали ее смысл. А смысл хотя и странный, но 
далеко не новый нам - в Индии, где на корову взирают, как на существо священное 

и неприкосновенное".
В тоддах, невзирая на их собственные предания, которых они упорно держатся, 
английские этнологи желали бы признать остатки "некоего гордого племени", ни 
имя, ни другие приметы коего им, впрочем, неизвестны. На таком твердом 
основании 
они строят свою гипотезу, которая состоит в том, что это гордое племя, вероятно,
 
занимало некогда (а именно когда - неизвестно) надречные низменности Даккана; 
пасло свои священные стада буйволов (которые, между прочим, никогда не 
считались 
священными в Индии), задолго до эпохи, в которую их последующие соперницы, 
коровы, монополизировали народное благоговение. Затем предполагается, что то же 

гордое племя "свирепо отражало и задерживало вторжение приходивших постоянно 
из-за северных гор (то есть Гималаев) арийских племен или макс-мюллеровских 
браминов "с Оксуса".
Эта милая и на первый взгляд правдоподобная гипотеза опять-таки разлетается в