|
разряд реальных фактов. Преждевременно говорить о таких вещах, когда даже
научные гипотезы профессора Цёльнера о четвертом измерении пространства
представляют столь малую ценность для материалиста. Пока же добавим к этой
заметке еще одно письмо на ту же тему, от одного джентльмена-парса, члена
Теософского Общества – еще вчера закоренелого скептика, чей скептицизм немного
пошатнулся из-за похожих результатов.
[Прилагаемое письмо Дараши Дошабхоя. Помимо описания опыта, сходного с опытом
м-ра Ван дер Линдена, непосредственно касающегося воздействия пентаграммы, он
говорит о сильном впечатлении, произведенном на него рассказом о перевоплощении,
написанным одной леди-кшатрия и опубликованным в "The Theosophist" (том II,
май 1881 г.). Он говорит: "Теперь я вижу, что рассказ сей леди подтверждает мои
подозрения, ибо здравый смысл подсказывает, что поскольку ничего не
прибавляется и не убывает в этом бренном мире материи, атма человека, как
только покидает оболочку или тело, вступает в другое... Я все еще остаюсь
полускептиком относительно того, что она из себя представляет или должна
представлять..."]
Что она из себя представляет или "должна представлять" – не подлежит научной
демонстрации. Хотя то, что она из себя не представляет и не может представлять
– проверено достаточно хорошо. Она не есть "арфа" или "крылья" на бестелесной
голове, коей не на чем сидеть, кроме своих ушей – и это уже утешает.
ЧЕЛОВЕК – МАГНИТ ПРИРОДЫ
Если кто-либо в наши дни осмелится поделиться каким-нибудь сверхъестественным
опытом или столь же малопонятным феноменом, два класса оппонентов постараются
заткнуть ему рот одним и тем же кляпом. Ученый кричит: "Я распутал весь клубок
Природы, и этого просто не может быть; это не век чудес!" Индусский фанатик
говорит: "Это Кали-юга, духовная ночь человечества; чудеса более невозможны".
Так оба – один из тщеславия, другой из невежества – приходят к одному и тому же
заключению: ничто отдающее сверхъестественным в наши дни невозможно. Однако
индус верит, что некогда чудеса случались, в то время как ученый это отрицает.
Что же касается фанатичных христиан, то – если судить по тому, что они говорят
– сейчас не Кали-юга, а золотая эра света, когда сияние Евангелия озаряет
человечество и толкает его вперед, к вящим победам разума. И поскольку вся их
вера зиждется на чудесах, они лицемерно заявляют, что чудеса сегодня, равно как
и в стародавние времена, творят только Бог и Дева Мария – главным образом,
последняя. Наши собственные взгляды хорошо известны: мы не верим в "чудеса" ни
прежние, ни будущие; но мы действительно верим, что необычные феномены,
ошибочно названные сверхъестественными, на самом деле были, есть и будут иметь
место до скончания времен; что они естественны; и что когда этот факт
просочится в сознание скептиков-материалистов, наука, сломя голову, устремится
к конечной Истине, которой она так долго доискивалась. Рассказывать о феноменах
непознанного в природе – дело утомительное и безнадежное. Слишком часто улыбку
недоверия сменяет оскорбительное сомнение в правдивости, либо нападки на доброе
имя исследователя. Выдвинут сотню невероятных теорий – во избежание признания
единственно правильной. Ваш мозг, должно быть, перевозбужден, нервная система
галлюцинирует, на вас напустили "чары"... Если же феномен выявляет убедительное,
ощутимое, неопровержимое доказательство, тогда скептик прибегает к последнему
средству – тайному сговору, требующему средств, времени и усилий, совершенно
несоразмерных с ожидаемым результатом, и все это... несмотря на отсутствие
малейшего злого умысла.
Если мы решительно заявим, что все есть следствие взаимодействия силы и материи,
наука это одобрит; но если мы пойдем дальше и скажем, что наблюдали феномены и
можем объяснить их тем же самым законом, то самонадеянная наука, в глаза не
видавшая вашего феномена, отвергнет как вашу предпосылку, так и заключение,
осыпав вас бранными словами. Итак, все упирается в проблему личного доверия
свидетелю, и ученый муж, пока счастливый случай не обратит его внимания на
новый факт, уподобляется ребенку, вопящему при виде неясной фигуры, принимая ее
за привидение, хотя это всего лишь его няня. Если набраться терпения, то в один
прекрасный день мы увидим, как большинство профессоров перейдут на сторону
таких ученых, как Хэр, Де Морган, Фламмарион, Крукс, Уоллес, Цёльнер, Вебер,
Вагнер и Бутлеров, и тогда – хотя "чудеса" будут слыть таким же абсурдом, как и
ныне – оккультные феномены должным образом войдут в сферу точной науки, и
человечество станет мудрее. Означенные преграды как раз о сю пору энергично
штурмуют в Санкт-Петербурге. Молодая девушка-медиум "шокирует" всезнаек
Университета.
Вот уже несколько лет медиумизм в российской столице представлен лишь
мимолетными визитами американских, английских и французских медиумов, с
огромными денежными запросами и, за исключением нью-йоркского медиума д-ра
Слейда, с уже угасающими способностями. Вполне естественно, что представители
науки всегда находили удобный предлог для отказа. Но отныне все отговорки
тщетны. Неподалеку от Петербурга, в небольшой деревушке, состоящей из трех
семей немецких колонистов, несколько лет назад вдова по имени Маргарита Бич
взяла в услужение маленькую девочку из воспитательного дома. Все домашние сразу
же полюбили маленькую Пелагею за ее добрый нрав, усердие и честность. Она была
чрезвычайно счастлива в своем новом доме и в течение ряда лет ни от кого и
никогда не слышала ни единого грубого слова. Со временем Пелагея превратилась в
красивую семнадцатилетнюю девушку, но характер ее не изменился. Она нежно
любила своих хозяев, и все в доме любили ее. Несмотря на ее миловидность и
доброжелательность, ни один деревенский парень никогда не помышлял свататься к
ней. Молодые парни говорили, что она "внушала им благоговейный страх". Они
смотрели на нее так, как в здешних краях смотрят на образа святых. По крайней
|
|