которые выдаются за реальность; это общедоступное учение, называемое 
экзотерическим. Другое, эзотерическое или внутреннее, сохраняется для более 
образованных и благоразумных приверженцев, посвященных второй степени. Наконец, 
имеется вид науки, которая в старые времена культивировалась в тайных 
святилищах, наука, называемая герметизмом, которая дает окончательное 
объяснение символов. Когда такая наука сопоставляется с различными религиями, 
то можно увидеть, что их символы, хотя и отличающиеся внешне, покоятся на той 
же самой идейной основе, и прослеживаются до одного-единственного способа 
объяснения природы.
Характерной чертой буддизма является как раз отсутствие такого герметизма, 
скудность его символизма, и тот факт, что он представляет человеку истину на 
его обычном языке, без какого-либо покрова. Именно это и повторяет Теософское 
общество...
И нет лучшей модели, которой Общество могло бы следовать: но это еще не все. 
Совершенно верно, что в основных буддийских церквях, южной и северной, не 
имеется ни мистерий, ни эзотеризма. Буддисты могут быть довольны далекой от 
жизни буквой учений Сиддхарты Будды, поскольку до сих пор не существует, к 
счастью, более высокого и благородного учения, если его оценивать по его 
влиянию на этику масс. Но в этом и состоит большая ошибка всех ориенталистов. 
За внешним телом церковного буддизма в действительности существует 
эзотерическая доктрина, облагораживающая душу философия. Чистая, незапятнанная 
и целомудренная, как девственный снег на вершинах гималайского хребта, она 
столь же холодна и безлюдна, как и они, в отношении состояния человека после 
смерти. Этой тайной системе обучали только архатов в промежутках между дхианами 
(или, мистическими созерцаниями); их учил сам Господь Будда в пещере Саптапарна 
(Саттапани в "Махавансе"), известной та-хайенам как пещера Чету, расположенная 
невдалеке от горы Бейбхар (Вебхара на пали) в Раджагрихе, древней столице 
Магхада. Именно из этой пещеры, называемой в наше время Сакьямуни, Сарасвати, 
или "Бамбуковая пещера", архаты, посвященные в Тайную Мудрость, вынесли свое 
учение и знание за пределы Гималайского хребта, где обучение Тайной Доктрине 
происходит и по сей день. Если бы южноиндийские завоеватели Цейлона не собрали 
бы "в кучи, столь высокие, как кокосовые деревья" все ценности буддистов, и не 
сожгли бы их так же, как христианские завоеватели сожгли все тайные записи 
гностиков и посвященных, то ориенталисты имели бы доказательство этого, и не 
было бы никакой нужды снова утверждать этот хорошо известный факт сейчас.
Мосье Бюрнуф, впадая в общую ошибку, продолжает:
Многие скажут: это несбыточное предприятие, оно имеет не больше перспектив, чем 
Новый Иерусалим на улице Туин, и не больше raison d'etre [оснований], чем Армия 
Спасения. Это может быть и так; однако следует заметить, что эти две группы 
представляют собой Библейские общества, сохраняющие все атрибуты угасающих 
религий. Теософское общество прямо противоположно им; оно отходит от внешних 
признаков, пренебрегает, или отодвигает их на задний план, выдвигая на передний 
план науку, как мы понимаем ее сейчас, и нравственную реформацию, в которой так 
нуждается наш старый мир. Каковы же в таком случае социальные элементы, которые 
могут быть сегодня за или против его? Я постараюсь заявить о них со всей 
откровенностью.
Коротко говоря, как первое препятствие на пути Общества мосье Бюрнуф 
рассматривает общественное безразличие. "Безразличие порождено скукой; скука 
возникает от неспособности религии улучшить социальную жизнь, и от постоянного 
совершения ритуалов и церемоний, никогда не объясняемых священником". Люди 
требуют сегодня "научных формул, описывающих законы природы, будь они 
физические или моральные..." Именно с таким безразличием обязательно встретится 
Общество; "его название также усугубляет эти трудности, поскольку слово 
"теософия" ничего не значит для простых людей, а для образованных оно имеет в 
лучшем случае очень неопределенный смысл". "По-видимому, оно говорит о личном 
боге", - думает мосье Бюрнуф, добавляя, - "Тот, кто говорит о личном боге, 
говорит о творении и чудесах", - и он заключает таким образом, что- "было бы 
лучше для Общества, если бы оно стало откровенно буддийским, или же перестало 
существовать".
С этим советом нашего дружественного критика довольно трудно согласиться. Он 
очевидно усвоил величественный идеал раннего буддизма и справедливо заключил, 
что он идентичен с идеалом Теософского общества. Но он до сих пор не извлек 
урока из истории буддизма и не понял, что попытка вырастить молодую и здоровую 
веточку на основе большой ветви, которая уже утратила (в меньшей степени, чем 
какие-либо другие, но все же очень сильно) свою внутреннюю жизненную силу, вряд 
ли могла бы привести к новому росту. Самая суть позиции, занимаемой Теософским 
обществом, состоит в том, что оно утверждает истину, общую для всех религий, - 
истину, которая справедлива и независима от вековых наслоений человеческих 
страстей и потребностей. Но хотя теософия означает Божественную Мудрость, она 
не включает в себя ничего, напоминающего веру в личного бога. Это не "мудрость 
Бога", но божественная мудрость. Так, теософы Александрийской неоплатонической 
школы верили в "богов" и "демонов", и в одно неперсонифицированное АБСОЛЮТНОЕ 
БОЖЕСТВО. Продолжим:
Условия нашей современной жизни [говорит мосье Бюрнуф] не являются суровыми, и 
год за годом они требуют от нас все больше мягкости, однако при этом создается 
опасность того, что мы будем уж совсем бескостными. Нравственная выносливость 
современных людей весьма невелика; идеи добра и зла, вероятно, еще сохраняются, 
но воля действовать должным образом утрачивает силу. Люди прежде всего ищут 
удовольствия и того сноподобного существования, которое называется комфортом. 
Попробуйте проповедовать необходимость принести в жертву то, чем человек