жизни явно недостаточно места для того, чтобы отодвинуть эти мелкие проблемы на 
задний план и посмотреть на них трезвыми глазами.
* * *
      Ближе к вершине, дорожка заметно сужалась, и мне приходилось пробираться 
между двумя громадными валунами, нависавшими над крутым обрывом глубиной добрых 
двести футов. 
      Немного позже до моего слуха, донеслось отдалённое журчание родников 
Филипп-1 Спрингс, название которым дали звероловы, разбившие здесь небольшой 
лагерь ещё в конце семнадцатого века. 
      Струи воды по обомшелым каменным уступам стекали в небольшой — не более 
десяти футов в поперечнике — прудик, выкопанный кем-то в старину. 
      Следующие поколения также оставили здесь свои следы, посадив у самого 
пруда яблони и обложив его каменными глыбами. 
      Подойдя к самой воде, я набрал немного сверкающей влаги в пригоршни и, 
чуть наклонившись вперёд, отбросил ногой, прутик с тропинки. Прутик мелькнул 
над краем, соскользнул по скалам и исчез далеко внизу.
      — Боже, как высоко! — невольно воскликнул я, отпрянув назад и чувствуя, 
как по моему лбу стекают капли холодного пота. 
      Здесь, в лесной глуши, нас всех подстерегают опасности, хотя, вероятно, и 
не столь грозные, как те, с которыми несколько веков назад столкнулся старина 
Филипп, когда за поворотом тропинки можно было встретиться лицом к лицу с 
огромной пумой, охраняющей своего детёныша, или, что ещё хуже, со стадом диких 
кабанов, клыки у которых не меньше трёх дюймов и которые мигом распарывали вам 
бедра, если вы не успевали стремглав вскарабкаться на дерево. 
      А если выпадал уж совсем злополучный день, вы вполне могли наткнуться на 
злобного чероки или изгнанника-семинола, уставшего выслеживать бедных 
поселенцев на своих любимых охотничьих тропах, будучи непоколебимо убеждённым в 
том, что трепещущий кусок вашего сердца навсегда остановит приток европейцев в 
эти места... 
      О, нет, почти всем представителям тех старинных поколений — будь то 
аборигены Америки или переселенцы из Европы — приходилось сталкиваться с 
трудностями, испытывавшими их отвагу и мужество.
      Перед нашим поколением стоят совершенно другие проблемы, проблемы, 
связанные, скорее, с нашим отношением к жизни, с постоянной борьбой между 
приступами оптимизма и отчаяния. 
      В наши дни мы постоянно слышим голоса судьбы, приводящие массу 
свидетельств того, что господствующий на Западе образ жизни совершенно 
неприемлем, что происходит потепление климата, что арсеналы террористов растут, 
леса гибнут, а невиданное развитие техники создало, своего рода, виртуальный 
мир, сводящий наших детей с ума и всё больше и больше угрожающий ввергнуть нас 
в хаос иллюзий и бесплодного сюрреализма.
      Разумеется, оптимисты, отвергающие столь мрачную точку зрения, утверждают,
 что история не знает недостатка в пророках, что все наши проблемы можно решить,
 благодаря тем же самым техническим средствам, которые их породили, и что 
человечество, в наши дни, ещё только начинает раскрывать свой потенциал.
      Я сделал ещё шаг назад и бросил взгляд в долину. Я понимал, что точка 
зрения «Селестинских пророчеств» находится, примерно, посередине между двумя 
этими полюсами. 
      Она также включает в себя веру в поступательное развитие технического 
прогресса человечества, хотя, расценивает его, лишь, как интуитивное движение к 
сакральному, и в оптимизм, основанный на духовном провидении развития мира.
      В любом случае, ясно одно. Если те, кто верит в силу провидения, считают, 
что необходимы серьёзные изменения, их следует начинать прямо сейчас, когда мы 
стоим на пороге тайны нового тысячелетия. 
      Это вызывает у меня благоговейный трепет. Какая это удивительная удача: 
жить на рубеже не только века, но и тысячелетия! Но почему она выпала именно 
нам? Именно нашему поколению? У меня возникло чувство, что главные ответы ещё 
только впереди.
      Я ещё раз взглянул на источник, почти ожидая вот-вот увидеть где-то 
поблизости Натали. Я был убеждён, что моя интуиция меня не обманет. 
      Она бродит где-нибудь в окрестностях источника, и я непременно увижу её, 
стоит мне только взглянуть в особое «окно». Всё это выглядело довольно странным.

      Подойдя к её дому, я обнаружил, что он был пуст. Пройдя по тёмно-бурым 
половицам крыльца, я громко постучал в дверь. Ответа не последовало. 
      Но, когда я посмотрел налево, за угол дома, что-то привлекло моё внимание.
 Мой взгляд остановился на скалистой тропе, которая вела мимо огромного огорода 
Билла к небольшой, поросшей травой лужайке на самом краю обрыва. Мне показалось,
 что свет, вдруг, стал иным.
      Пытаясь понять, что же такое произошло, я поднял голову и взглянул в небо.
 Я заметил, что цвет травы на лужайке стал совсем иным, словно солнце скрылось 
за облаками, и через миг его краешек выглянул опять, высветив небольшой участок 
луговины. 
      Но никаких облаков не было. Подойдя к лужайке, я увидел молодую девушку, 
сидевшую на траве у края обрыва. Она была высокой и темноволосой; на ней была 
синяя футболка. Когда я подошёл, она вздрогнула от неожиданности.
      — Прости, что напугал тебя, — сказал я.
      Она на мгновение отвернулась, смутившись, как и подобает девушке её 
возраста. Опустившись на корточки рядом с ней, я взглянул ей в глаза и 
представился.