почувствовал, что теперь легко выдержу сеанс неподвижности. Абсолютная 
неподвижность — обязательное положение для медитаций. Для ламы застыть в 
неподвижности не составляет никакого труда. С ранних лет, а точнее с семи, меня 

учили сидеть неподвижно в продолжение многих часов. С этой целью на голову 
устанавливают зажженную масляную лампу, и ты должен сидеть в позе лотоса до 
полного расхода масла, то есть около двенадцати часов.
   Так что трех-четырехчасовой сеанс не представлял для меня никаких трудностей.

   Далай-лама сидел на троне, возвышавшемся над полом на два метра, лицом ко 
мне, неподвижно, в позе лотоса. Я тоже сидел неподвижно. До слуха донеслись 
раскатистые крики и бесчисленные восклицания на китайском языке. Потом я узнал, 

что под одеждой китайцы прятали оружие, и стража, пропускавшая их во внутренние 

покои, заметив подозрительно оттопыривавшуюся одежду, заставила китайцев 
оставить оружие за порогом, из-за чего они и выражали бурное негодование. 
Наконец китайцев пропустили, и они стали приближаться в сопровождении стражи. 
Старший лама затянул: «Ом! Мани пад-ме хум», но вместо такого же ответа, 
требующегося по этикету вежливости, китайцы посвоему затянули: — А-ми-до-фо 
(«Слушай нас, о Амида Будда»).
   «Работа сегодня нетрудная, — сказал я себе, — и без ауры ясно, какое у них 
настроение».
   Из укрытия хорошо было видно, как сверкали их ауры. Они как бы переливались 
опаловыми волнами с грязными красными пятнами; мысли китайцев, насыщенные 
ненавистью, образовывали вихри. Я видел, как по аурам пробегали, словно ленты, 
всполохи гнева и ярости. Ауры китайцев лишены были спокойной ясности, 
характерной для возвышенных мыслей; предо мной были мерзость и смятение подлых 
душ, полностью отдавшихся материализму и преступлению. Этим китайцам хорошо 
подходила наша пословица: «Слова их красивы, но души коварны».
   Я смотрел на Далай-ламу, цвет его ауры говорил о печали, он вспоминал 
далекие 
времена, проведенные в Китае. Все, что мне известно было о нем, меня восхищало; 

никогда Тибет не имел лучшего правителя. Далай-лама обладал живым темпераментом,
 
порой довольно резким; вот и сейчас красные молнии порой пробегали по его ауре. 

Но в истории Тибета он остался лучшим главой государства, он отдавал себя всего 

интересам страны. Я ощущал глубокую к нему привязанность. После ламы Мингьяра 
Дондупа он был вторым человеком, вызывавшим во мне столь сильные чувства.
   Встреча затягивалась, но без какого-либо разумного завершения. Эти люди 
прибыли сюда не как друзья, а как враги. Засевшие в их головах идеи были 
настолько узки и однозначны, что о гибкости их мышления не могло быть и речи, 
они просто не могли ничего изменить в своих задачах. Они требовали 
территориальных уступок, политического права на управление Тибетом. Но прежде 
всего они хотели золота. Золота, золота!
   Золото распаляло их жадность и усиливало вековые домогательства. В Тибете 
действительно много золота, наверное, многие сотни тонн. Но в Тибете золото 
относят не к ценным металлам, а к священным. По нашим религиозным убеждениям, 
добыча золота из шахт является надругательством над Землей, и никто его таким 
образом не добывает.
   Традиционная добыча сводится к сбору крупных самородков, вынесенных из недр; 

есть также речки, где можно собирать золотой песок. Золото в Тибете идет на 
различные украшения храмов — священный металл мы употребляем только на святые 
дела. Даже масляные лампы в храмах могут изготовляться из золота. К сожалению, 
это слишком мягкий металл, и украшения из него легко деформируются.
   По площади Тибет в восемь раз больше Великобритании. Обширные районы его до 
сих пор не исследованы. Я знаю, что в Тибете много золота, урана, серебра, в 
чем 
я убедился, путешествуя по стране с ламой Мингьяром Дондупом. Несмотря на 
настоятельные требования представителей Запада исследовать наши земли, мы не 
допускали туда чужеземцев. Древняя мудрость нашего народа гласит: «Куда идут 
люди Запада, туда идет война!» Поэтому автор просит читателя всегда помнить, 
что 
золото для нас металл священный, об этом не надо забывать и тогда, когда речь в 

книге идет о «золотых трубах», о «золотых тарелках» или «скульптурах, покрытых 
золотым слоем».
   Наша страна могла бы оказаться источником богатства и блага для всего мира, 
если бы человечество объединило свои усилия для совместной мирной работы, а не 
стремилось к иллюзорным завоеваниям с помощью силы.
   
   Как-то утром, когда я был занят копированием древней рукописи, готовя ее под 

гравировку, ко мне подошел лама Мингьяр Дондуп.
   — Лобсанг, — сказал он, — нас зовет к себе Неоценимый. К нему сейчас должен 
прибыть с визитом чужеземец, и нам надо тайком посмотреть на его ауру.