пришлось погладить, и он сопровождал нас, величественно вышагивая, вниз по 
склону до середины нашего пути. Тут он, вероятно, вспомнил, что оставил без 
присмотра драгоценности, и со всех ног пустился назад к храму.
   Кошек мы держим не только за их красоту: они обеспечивают самую надежную 
охрану драгоценных камней, в большом количестве разложенных у ног священных 
статуй. Собаки — огромные бульдоги, способные опрокинуть человека и разодрать 
его в клочья, — стерегут дома. Однако собаку можно приручить, прикормить или 
обратить в бегство. Ничего подобного не бывает с кошками. Если кошка бросается 
в 
атаку, то ее может остановить только смерть. Кошки у нас той породы, которую 
иногда называют сиамской. В жарких странах они бывают и белые и бежевые, но в 
Тибете, стране холода, — почти совершенно черные. Глаза у них голубые, а задние 

лапы намного длиннее передних, чем объясняется уникальная походка этих животных.
 
Длинный хвост похож на кнут. А голос! Сила и диапазон их голосов просто 
невероятны, ни один кот в мире не сравнится с ними по вокальным данным.
   Кошки, несущие охрану храма, бесшумны и всегда начеку; они похожи на ночные 
тени. Если кто-то посягает на драгоценности, которые кошка сторожит, она 
прыжком 
вылетает из темноты и вцепляется налетчику в руку. Если человек тотчас не 
бросит 
украденного, другая кошка прыгает ему прямо на шею. У этих кошек когти в два 
раза длиннее, чем у обычных, и если уж они вцепятся, то не отпустят. Собак, 
повторяю, можно устрашить, приручить или отравить. С кошками этот номер не 
проходит. Они способны обратить в бегство самых лютых бульдогов. И когда кошки 
несут охранную службу, они подпускают к себе только тех, кого хорошо знают.
   Мы продолжали прогулку. Миновав деревню Шо и мост Черепах, мы подошли к дому 

Доринг, рядом с китайской миссией. По дороге лама Мингьяр Дондуп сказал мне: — 
Прибыла китайская миссия. Надо посмотреть на этих людей. Нам необходимо знать, 
что и кого они представляют.
   Мое первое впечатление было неблагоприятным. Китайцы расхаживали по залам с 
вызывающим видом, кругом были навалены ящики, коробки. Кроме того, было столько 

оружия, что его хватило бы для небольшой армии. Благодаря юному возрасту я смог 

позволить себе подкрасться и довольно долго наблюдать за китайцами через 
открытое окно. Наконец один из них поднял голову, заметил меня и завернул такое 

ругательство (чисто китайское), которое, если ему верить, не только ставило под 

сомнение честность всех моих предков, но и начисто отказывало мне в будущем. Он 

тут же стал искать, чем бы в меня запустить, но я исчез так же бесшумно, как и 
появился.
   Когда мы снова очутились на дороге Лингхор, я сказал учителю: — Вы заметили, 

какие красные у них ауры? И как они размахивают ножами?
   Всю дорогу домой лама Мингьяр Дондуп был так погружен в свои мысли, что едва 

ли меня слышал.
   — Я долго думал о китайцах, — сказал он мне после ужина, — и я хочу 
предложить Неоценимому использовать твой исключительный дар. Ты сможешь за ними 

понаблюдать, стоя за ширмой?
   Я ответил:
   — Если вы считаете, что я смогу это сделать, то я смогу.
   На следующий день я не видел учителя, но через день он позанимался со мной 
лишь до обеда, после чего сказал: — Пойдем, Лобсанг. Возьми этот шарф высшего 
достоинства. Не надо быть ясновидцем, чтобы догадаться, куда мы идем. На сборы 
тебе десять минут и приходи в мою комнату. А мне еще надо перемолвиться с 
настоятелем.
   И снова мы отправились по крутой тропинке вниз. Выбрав самый короткий путь 
по 
юго-западному склону, мы очень быстро добрались до Норбу Линга, или парка 
Жемчужины. Далай-лама очень любил этот парк и проводил здесь большую часть 
досуга.
   Это можно понять. Внешний вид Поталы великолепен, но внутри, из-за 
недостаточной вентиляции и чрезмерного количества непрерывно горящих масляных 
ламп, чрезвычайно душно. За многие годы на полах скопилось много масла. И уже 
не 
одному достойному ламе случалось, величественно шествуя под сводами храма, 
наступить на припорошенное масляное пятно, поскользнуться и упасть, издав при 
этом возглас, соответствующий не столько священному сану, сколько 
анатомическому 
месту и силе его удара о каменный пол. Возможно, именно поэтому Далай-лама 
предпочитал проводить по возможности больше времени в Норбу Линга. Зачем 
напрасно рисковать и становиться предметом унизительного зрелища?
   Жемчужному Парку было не более ста лет, и его окружала каменная стена почти