Сложнейшая задача —удержаться на спине непокорного пони — стояла передо мной.
 
У Наккима же на уме было совершенно иное — ему необходимо было отделаться от 
седока, убежать на пастбище, кататься по траве и звонко ржать.
   Старый Тзу славился как суровый и принципиальный наставник. Всю свою жизнь 
он 
исповедовал настойчивость и твердость, и вот теперь его терпение — как 
воспитателя и инструктора верховой езды у четырехлетнего ребенка —подвергалось 
серьезному испытанию. На эту должность уроженец Кама был отобран из большого 
числа претендентов благодаря высокому, свыше семи футов, росту и огромной 
физической силе. В тяжелом войлочном костюме широченные плечи Тзу выглядели еще 

более внушительными. В Восточном Тибете есть одна область, где мужчины особенно 

выделяются ростом и крепким сложением. Это всегда обеспечивает им преимущество 
при наборе монахов-полицейских в ламаистские монастыри. Толстые подкладки на 
плечах одежда делают этих стражей порядка еще массивнее, а лица, вымазанные 
черной краской, — просто устрашающими. Они никогда не расстаются длинными 
дубинами и в любой момент готовы пустить их в дело; все это не может вызвать у 
несчастного злоумышленника ничего, кроме ужаса.
   Когда-то Тзу тоже служил монахом-полицейским, но теперь — какое унижение! — 
должен был нянчить малыша-аристократа. Тзу не мог подолгу ходить, так как был 
сильно искалечен; он даже редко слезал с лошади. В 1904 году англичане под 
командованием полковника Янгхаз-бенда вторглись в Тибет, опустошили страну, 
считая, очевидно, что лучший способ завоевать нашу дружбу — это обстрелять из 
пушек наши дома и перебить часть и без того малочисленных тибетцев. Тзу, 
принимавшему участие в обороне, в одном из сражений вырвало часть левого бедра.
   Мой отец был одним из лидеров тибетского правительства. Его род, как и род 
моей матери, принадлежал к десяти самым аристократическим и влиятельным 
семействам Тибета, игравшим значительную роль в политике и хозяйстве страны. Я 
еще расскажу вам кое-что о системе нашего правления.
   Шести футов ростом, массивный и крепкий, мой отец недаром гордился своей 
силой. В юности он сам поднимал пони. Не многие из тибетцев могли, подобно ему, 

похвастать победой в состязаниях с уроженцами Кама.
   У большинства тибетцев черные волосы и темно-карие глаза. Мой отец и здесь 
выделялся — он был сероглазым шатеном. Очень вспыльчивый, он нередко давал волю 

своему раздражению, которое казалось нам беспричинным.
   Мы редко видели отца. Тибет переживал тяжелые времена. В 1904 году, перед 
вторжением англичан, Далай-лама удалился в Монголию, а на время своего 
отсутствия переложил управление страной на моего отца и на других членов 
кабинета. В 1909 году, после непродолжительного пребывания в Пекине, Далай-лама 

вернулся в Лхасу. В 1910 году китайцы, вдохновленные примером англичан, взяли 
штурмом Лхасу. Далай-ламе снова пришлось бежать, на этот раз в Индию. Во время 
китайской революции в 1911 году китайцев изгнали из Лхасы, но до этого времени 
они успели совершить множество ужасных: преступлений против нашего народа.
   В 1912 году Далай-лама вернулся в Лхасу. В течение труднейших лет его 
отсутствия на отца и коллег по кабинету легла вся ответственность за судьбу 
страны.
   Мать не раз говорила, что в те дни отец был занят как никогда и, конечно, не 

мог уделить никакого внимания воспитанию детей; фактически мы не знали 
отцовского тепла. Мне казалось, что ко мне отец был особенно строг. Тзу, и без 
того скупой на похвалу или ласку, получил от него инструкцию «сделать из меня 
человека или сломать».
   Я плохо управлялся с пони. Тзу воспринял это как личное оскорбление. В 
Тибете 
детей из высшего сословия сажают на лошадь раньше, чем они начинают ходить. В 
стране, где нет колесного транспорта и где все путешествуют либо пешком, либо 
верхом, очень важно быть хорошим наездником. Дети тибетских аристократов 
обучаются верховой езде ежедневно и ежечасно. Стоя на узких деревянных седлах, 
на полном скаку, они умеют поражать движущиеся мишени из винтовок и луков. 
Хорошие наездники могут нестись по полю в полном боевом порядке и менять 
лошадей 
на скаку, то есть перепрыгивать с одной лошади на другую. А я в четыре года не 
способен удержаться на пони!
   Мой пони Накким был мохнат и длиннохвост. Его узкая морда отличалась 
исключительной выразительностью. Он знал на удивление много способов сбросить 
на 
землю не уверенного в себе седока. Излюбленный прием Наккима заключался в том, 
чтобы взять с места в карьер и тут же внезапно затормозить, да еще наклонить 
при 
этом голову. В тот самый момент, когда я беспомощно скользил вниз по его шее, 
он 
резко вскидывал голову, с эдаким особым поворотом, чтобы я совершил полное 
сальто в воздухе прежде чем шлепнуться на землю. А он спокойно останавливался и 

смотрел на меня сверху с выражением высокомерного превосходства.