иумфа, измученный медленным и утомительным шествием, не удержался, чтоб не 
сказать:

"Поделом мне, старику: как дурак захотел триумфа, словно предки мои его 
заслужили или сам я мог о нем мечтать!" Трибунскую власть и имя отца отечества 
он принял лишь много лет спустя, хотя консулом за время своего правления был 
восемь раз, а цензором - один. Он был первым из принцепсов, кто снял охрану у 
дверей своего дворца, а обыскивать приветствующих его по утрам он перестал еще 
во время междоусобной войны. Находясь у власти, вставал он всегда рано, еще до 
света, и прочитывал письма и доклады от всех чиновников; затем впускал друзей и 

принимал приветствия, а сам в это время одевался и обувался. Покончив с 
текущими 
делами, он совершал прогулку и отдыхал с какой-нибудь из наложниц: после смерти 

Цениды у него их было много. Из спальни он шел в баню, а потом к столу: в это 
время, говорят, был он всего мягче и добрее, и домашние старались этим 
пользоваться, если имели какие-нибудь просьбы. За обедом, как всегда и везде, 
был он добродушен и часто отпускал шутки: он был большой насмешник, но слишком 
склонный к шутовству и пошлости, доходившей даже до непристойности. Тем не 
менее 
некоторые его шутки были очень остроумны. Говорят, одна женщина клялась, что 
умирает от любви к нему, и добилась его внимания: он провел с ней ночь и 
подарил 
ей 400 000 сестерциев, а на вопрос управителя, по какой статье занести эти 
деньги, сказал: "За чрезвычайную любовь к Веспасиану".

Вольности друзей, колкости стряпчих, строптивость философов мало его беспокоили.
 
Обиды и вражды он никогда не помнил и не мстил за них. Никогда подозрение или 
страх не толкали его на расправу. Ни разу не оказалось, что казнен невинный - 
разве что в его отсутствие, без его ведома или даже против его воли. Никакая 
смерть его не радовала, и даже над заслуженной казнью случалось ему сетовать и 
плакать. Единственное, в чем его упрекали справедливо, это сребролюбие. Мало 
того, что он взыскал недоимки, прощенные Гальбою, наложил новые тяжелые подати, 

увеличил и подчас даже удвоил дань с провинций, - он открыто занимался такими 
делами, каких стыдился бы и частный человек. Он скупал вещи только затем, чтобы 

потом распродавать их с выгодой; он без колебания продавал должности 
соискателям 
и оправдания подсудимым, невинным и виновным без разбору. Даже нужники он 
обложил налогом, и когда Тит упрекал отца за это, взял монету из первой прибыли,
 
поднес к его носу и спросил, воняет ли она. "Нет", - ответил Тит. "А ведь это 
деньги с мочи", - сказал Веспасиан. Впрочем, многие думают, что жаден он был не 

от природы, а из-за крайней скудости государственной и императорской казны: в 
этом он сам признался, когда в самом начале правления заявил, что ему нужно 
сорок миллиардов сестерциев, чтобы государство стало на ноги (Светоний: 
"Веспасиан"; 8-9, 12-16, 21-24). В самом деле, при Веспасиане в Риме было 
начато 
и закончено восстановление Капитолия, храма Мира, памятников Клавдия, Форума и 
много другого; начато было строительство Колизея. По всей Италии были обновлены 

города, прочно укреплены дороги, а на Фламиниевой для создания менее крутого 
перевала срыты горы. Все это было выполнено в короткий срок и без отягощения 
земледельцев, что доказывает скорее его мудрость, чем жадность (Виктор: "О 
Цезарях"; 9).

Умер он так же просто и спокойно, как жил. В девятое консульство он, находясь в 

Кампании, почувствовал легкие приступы лихорадки. Он отправился в реатинс-кие 
пом'естья, где обычно проводил лето. Здесь недомогания усилились. Тем не менее 
он продолжал, как всегда, заниматься государственными делами и, лежа в постели, 

даже принимал послов. Когда ему стал отказывать желудок, Веспасиан почувствовал 

приближение смерти и пошутил: "Увы, кажется, я становлюсь богом". Он попытался 
встать, говоря, что император должен умереть стоя, и скончался на руках 
поддерживающих его (Светоний: "Веспасиан"; 25).






ВИТЕЛЛИН, Авл
Римский император в апр. - дек. 69 г. Род. 7 сент. 12 г. Умер 21 дек. 69 г. 

В