либеральным. Однако мы видим пиджак уже на князе Мышкине («Идиот» Достоевского),
 правда, приехавшем из-за границы, где пиджаки давно вошли в моду; «в 
щегольском пиджаке» ходит послереформенный губернатор Козелков у 
Салтыкова-Щедрина («Помпадуры и помпадурши»), что подчеркивает его показной 
либерализм. К началу XX века пиджак становится костюмом вполне обычным, 
особенно на людях не старых и не консервативных; его неизменно носит герой 
горьковской эпопеи Клим Самгин. Ко времени первой мировой войны пиджак почти 
полностью вытеснил сюртук.
   Разновидностью сюртука была ВИЗИТКА – некий гибрид сюртука и фрака, 
однобортный, с круглыми фалдами, черного или, во всяком случае, темного цвета. 
Молодые герои Чехова, нанося визиты, часто облачались в визитки. Иногда же 
визитка называлась ЖАКЕТКОЙ, хотя жакетку мы привыкли считать предметом 
женского туалета. Жакетка на Райском («Обрыв» Гончарова), как одеяние 
непривычное, легкомысленное, вызывает недоумение губернатора Тычкова. В жакетке 
ходит и Свидригайлов в «Преступлении и наказании» Достоевского.
   Все это – выходные костюмы. Остановимся теперь на домашней одежде помещиков 
и отставных военных XIX века.
   АРХАЛУК – одежда восточного происхождения, нечто вроде полухалата, сшитого в 
талию, из цветной или полосатой ткани, с застежками на крючках. В архалуках 
фигурируют гоголевский Ноздрев, его слуга Порфирий (вероятно, донашивал 
хозяйский), тургеневские помещики – Каратаев, Чертопханов, Петушков. 
Чертопханов одет «был в желтый, истасканный архалук с черными плисовыми 
патронами на груди и полинялыми серебряными галунами по всем швам». 
Разновидность архалука называлась БЕШМЕТ.
   С архалуком гармонировала ЕРМОЛКА – домашняя круглая шапочка, иногда с 
кисточкой. О герое лермонтовской «Тамбовской казначейши» говорится:
 
К окну поспешно он садится,
Надев персидский архалук;
В устах его едва дымится
Узорный бисерный чубук.
На кудри мягкие надета
Ермолка вишневого цвета
С каймой и кистью золотой…
 
   В ермолках ходят Карл Иванович в «Детстве» Л. Толстого и отец Евгения 
Базарова в «Отцах и детях» Тургенева. Иногда такая домашняя шапочка называлась 
СКУФЬЕЙ.
   Чаще всего домашней одеждой дворян служит ШЛАФРОК – первоначально «спальное 
одеяние» (с немецкого), а потом то же, что халат. Хотя на улицу и в гости в 
шлафроках не ходили, они могли выглядеть весьма нарядно, сшитыми напоказ. 
Матвей Ильич Колязин в «Отцах и детях» принимает Аркадия Кирсанова в 
великолепном бархатном шлафроке с кистями. Наглый Фома Опискин («Село 
Степанчиково и его обитатели») выходит в гостиную «в шлафроке, правда, 
иностранного покроя, но все-таки в шлафроке и, вдобавок, в туфлях».
   Редко выезжая из дому, иные помещики месяцами не снимали с себя шлафрока. 
Стегунов в рассказе Тургенева «Два помещика» «зиму и лето ходит в полосатом 
шлафроке на вате».
   Шлафрок, или шлафор, мог быть и домашней женской одеждой. Мать Татьяны 
Лариной, осев в деревне, «обновила наконец / На вате шлафор и чепец».
   ХАЛАТ был как бы символом домашнего уюта и обывательской самоуспокоенности. 
Размышляя о судьбе романтика Ленского, в случае, если бы он остался жив, Пушкин 
представляет его себе в деревне, в стеганом халате.
   В халате постоянно пребывает Обломов. Гоголевский Акакий Акакиевич 
(«Шинель») для экономии ходит дома в демикотонном халате. Выходить же в халате 
«на люди» считалось признаком пренебрежения. Такое позволяет себе городничий 
Градобоев в «Горячем сердце» Островского. Гусар Минский в «Станционном 
смотрителе» Пушкина выходит в Петербурге к отцу Дуни, скромному чиновнику, в 
халате и скуфье. Некую персону, явившуюся на день рождения к Мармеладовым в 
халате, попросту выгоняют («Преступление и наказание» Достоевского).
   Как уличную одежду халаты носили в городах только торговцы-разносчики да 
мальчишки, работавшие на побегушках, – так для экономии их одевали 
хозяева-купцы.
   Отставные офицеры, осевшие в провинции, часто носили ВЕНГЕРКИ – расшитые 
спереди шнурами, зауженные в талии и отделанные мехом куртки, заимствованные у 
венгерских гусар. Темно-синюю венгерку носит зять Ноздрева Мижуев в «Мертвых 
душах». Новую венгерку «со снурками» надевает, приехав из армии в отпуск в 
Москву, Николай Ростов в «Войне и мире». На старичке Егоре Капитоныче в 
рассказе Тургенева «Затишье» «была серая венгерка с черными шнурками и стоячим 
воротником».
   КАЗАКИНОМ называлось одеяние, напоминающее, как и показывает слово, казачье: 
сшитое в талию, со сборками сзади, однобортное, на крючках. Нередко казакины 
носили женщины и дети. В нанковом желто-коричневом казакине и шароварах ходил 
обычно гоголевский Иван Никифорович. В казакины облачены Советник в «Бригадире» 
Фонвизина, лесковский мастер-умелец Левша.
   Сходен с казакином был ЧЕКМЕНЬ, заимствованный у кавказских народов. 
«Снаряжу коня, / Наточу булат, / Затяну чекмень, / Полечу в леса», – мечтает 
герой стихотворения Кольцова «Удалец».
   Чекмень был удобной одеждой для всадника и конного охотника. Чекмень служил 
формой донским казакам.