Не случайно Хлестаков, приглашенный городничим переселиться из трактира в 
его дом, отвечает: «Мне гораздо приятнее в приватном доме, чем в этом кабаке». 
Сказать в данном случае «в частном доме» значило бы допустить опасную 
двусмыслицу.
   В «Былом и думах» Герцен пишет о том, что его дядя (сенатор) и отец в 
отношении к крепостным «прибегали к гнусному средству «частного дома», то есть 
посылали их туда за провинности на сечение. Так, невинное на первый взгляд 
выражение «частный дом» в старые времена могло иметь весьма зловещее значение.
   Полицейские части разделялись на КВАРТАЛЫ во главе с КВАРТАЛЬНЫМИ 
НАДЗИРАТЕЛЯМИ, помощники которых назывались КВАРТАЛЬНЫМИ ПОРУЧИКАМИ. В народе 
квартальных надзирателей называли просто квартальными или, уничижительно, 
КВАРТАШКАМИ. На одну полицейскую часть приходилось 4-5 кварталов. В «Ревизоре» 
фигурируют трое квартальных: Свистунов, Пуговицын, Держиморда. Фамилия 
последнего стала синонимом тупого и злобного полицейского служаки.
   В комедии Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын» выведен квартальный,
 выразительно названный так: Тигрий Львович Лютов. Он – «ундер», то есть 
унтер-офицер.
   Самой мелкой полицейской территорией был ОКОЛОТОК, или ОКОЛОДОК, во главе с 
ОКОЛОТОЧНЫМ НАДЗИРАТЕЛЕМ, но они были не везде, а только в крупных городах. 
Такой чин сатирически выведен в рассказе Чехова «Хамелеон».
   Рядовые постовые полицейские в городах до 1862 года именовались БУДОЧНИКАМИ 
или БУТОЧНИКАМИ – от слова «будка». Этой мрачной и вместе с тем комической 
фигуре уделено немало места в произведениях русской литературы. Вооруженный 
АЛЕРБАДОЙ, то есть длинным копьем с топориком, будочник пребывал на посту в 
БУДКЕ, окрашенной полосами. Но чаще будка имела вид жилого дома, окруженного 
огородом, зимой деревянная или каменная будка отапливалась. Будочник не просто 
стоял на посту, но и жил в будке вместе с семьей. «Будочник» было словом 
неофициальным, иногда его называли БУТАРЕМ; на то и другое обращение постовой 
мог обидеться.
   Приниженность сочеталась в будочниках с грубостью, взяточничеством, 
пьянством и рукоприкладством. Типы будочников ярко выведены Гоголем в повестях 
«Нос» и «Шинель», в повести Пушкина «Гробовщик».
   Подчеркивая полицейскую суть самодержавного государства при умственной 
ограниченности его властителей, Герцен называл Николая I «будочником 
будочников».
   Низшим полицейским чином был и ХОЖАЛЫЙ – рассыльный при полиции, исполнявший 
разные поручения. В «Муму» Тургенева, когда Герасим начинает странно себя вести,
 дворецкий посылает «на всякий случай» за хожалым.
   В помощь полиции в дореформенное время выделялись ДЕСЯТСКИЕ из мещан – от 
каждого десятого двора. В «Ревизоре» Гоголя городничий приказывает квартальному 
взять десятских, чтобы они вымели улицу, ведущую к трактиру.
   ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕР, или в разговорном языке ПОЛИЦМЕЙСТЕР, – так назывался 
начальник полиции губернского города. В Петербурге и в Москве их было несколько,
 и подчинялись они главному – ОБЕР-ПОЛИЦМЕЙСТЕРУ, а с 1905 года – 
ГРАДОНАЧАЛЬНИКУ. Полицеймейстер в «Мертвых душах» подчинялся только губернатору,
 а власть имел самую широкую. У Гоголя описано, как он «солоно пришелся 
обывателям города» и жил безбедно, обирая купцов постоянными поборами. 
«Полицеймейстер был некоторым образом отец и благотворитель в городе, – 
саркастически пишет Гоголь. – Он был среди граждан совершенно как в родной 
семье, а в лавки и в гостиный двор наведывался как в собственную кладовую».
   Совсем иной, драматический образ полицеймейстера рисует Горький в пьесе с 
характерным названием «Последние». Обедневший дворянин Иван Коломийцев пошел 
служить в полицию, дослужился до высокой должности полицеймейстера и «быстро 
развратился, прогнил»; в него стреляют революционеры, от него отступаются 
родные дочери, стыдящиеся отца. Дело происходит вскоре после революции 
1905-1907 годов.
   Теперь, когда мы познакомились с полицейской иерархией, нам станут яснее 
мытарства гоголевского Акакия Акакиевича, который, лишившись шинели, не знает, 
к кому обратиться: квартальному он не доверяет, частный не стал его слушать, а 
«значительное лицо» в генеральском чине, под которым можно предполагать одного 
из петербургских полицеймейстеров, а может быть, и обер-полицеймейстера, 
распекло его так, что «он не слышал ни рук, ни ног» и вскоре, простудившись, 
умер.
   Полицией в столицах, вплоть до 1884 года, ведала УПРАВА БЛАГОЧИНИЯ. В эту 
управу и решает на первых порах обратиться гоголевский майор Ковалев с жалобой 
на сбежавший от него нос.
   Чтобы понять некоторые содержащиеся в классических произведениях намеки, 
совершенно ясные современникам, полезно знать приметы тогдашней полицейской 
формы. Во всех постановках и на книжных иллюстрациях городничий и другие 
полицейские чины того времени изображаются в зеленых мундирах со стоячим 
красным воротником. Цирюльнику Ивану Яковлевичу, внезапно обнаружившему у себя 
дома отрезанный нос майора Ковалева, «мерещился алый воротник, красиво вышитый 
серебром, шпага» – это означает, что он ожидает прихода полиции. Набедокуривший 
купец Брусков в пьесе Островского «Тяжелые дни» приказывает жене: «Настасья! 
Коли ежели кто с красным воротником, то сейчас ему говорите, что уехал из 
Москвы».
   В стихотворении «Примите дивное посланье…» Лермонтов пишет о Петербурге:
 
Куда ни взглянешь, красный ворот
Как шиш торчит перед тобой…