их гнев, скоро  рассеивается, взор  привлекается  чем-то  другим  и  человек
успокаивается.
     Сосредоточенность  на  чем-нибудь  одном  покупается  рассеянностью   в
отношении всего  остального. Человек не может своим  вниманием  объять  весь
мир,  и  именно  тот,  кто  для  всех  и  во  всякой  сфере  жизни  выглядит
внимательным, обязательным и точным, по  справедливости заслуживает названия
рассеянного.  Ибо  он  отдает себя всему по чуть-чуть, а  значит,  ничего не
приемлет глубоко и во всем лишь делает вид, а не овладевает сутью. Напротив,
тот,  кто  не  разбрасывается  и  не  стремится  объять  необъятное,  тот  в
чем-нибудь непременно выглядит рассеянным. Такова наша жизненная участь.
     Обычно рассеянными именуют тех,  кто рассеян  в обиходе, в повседневных
отношениях.  Рассеянность таких людей наиболее заметна  и бросается в глаза.
Как  ни  странно, именно этот,  наиболее  безобидный  вид  рассеянности люди
склонны  терпеть менее  всего. Напрасно.  С таким рассеянным человеком легко
найти  общий  язык. Не нужно  лишь  возлагать  на него той  ответственности,
которой он все равно не сможет удовлетворить. Не давайте ему повода подвести
Вас,  и  тогда общество  рассеянного  человека  будет не обременительным,  а
весьма приятным.

       

     Лесть -- это крайняя, неразборчивая форма преданности. Нельзя  поэтому,
рассматривая   преданность    как   бесспорную   добродетель,   сколь-нибудь
последовательно  осудить  лесть.  Когда  же  мы осуждаем  лесть,  тогда, без
сомнения,   уязвляем  преданность  и   колеблем  ее   ценность.   
Молчаливая
преданность  выражается  в   безропотном,   жертвенном  служении.  Когда  же
вернейший слуга обретает язык, он неминуемо и безудержно льстит.
     Правда, льстец  предан в  ущерб  как себе, так и тому, для  кого звучат
льстивые  речи.  Его  преданность  слепа;  всякое  движение   превозносимого
существа  вызывает в льстивой душе восхищение. Льстец  не хранит достоинства
того, кому льстит -- ибо приемлет в нем совершенно все, даже самые постыдные
проявления  натуры.  Не  сохраняет  он  и  собственного достоинства  --  ибо
совершенно  слит  с  предметом  своего  восхваления.  Льстец  не  друг;  он,
повторим,-- слуга. Он никогда не дает острастки и никогда не воспрепятствует
поступкам обольщаемого, сколь бы пагубны они ни были.
     Лесть,  как  мы  отметили,  слепа,  но  льстец  --  прозорлив. Понуждая
следовать   изгибам   натуры   обольщаемого,   лесть   вырабатывает   умение
приноравливаться к  конкретной личности, ее  особенному складу, привычкам  и
свойствам характера.  Без  такого  умения  невозможны  прочные  связи  между
людьми, и оттого прошедший школу  лести чрезвычайно полезен для установления
дружелюбной, никого не уязвляющий атмосферы в любом коллективе.
     Льстец  поистине   великий  знаток  человеческой  природы.  Он  подобен
искусному  иглоукалывателю, который легким  и  безболезненным проникновением
тончайшей иглы способен произвести желанную перемену  во всем организме. Так
и  льстец  изучил все  важнейшие  точки человеческой  души. Ничтожной  долей
своего   яда   он   легко  достигает   необходимого  эффекта.   Право,  всем
руководителям, психологам и писателям стоит пройти курсы у опытных льстецов.
Это много прибавит к их пониманию человеческой сущности.
     Лесть  --  сильнейший яд, который  в  микроскопических  дозах неминуемо
должен  присутствовать   в   общении  людей.  Она  --  незаменимое  средство
социальной  гомеопатии.   Ничтожные  доли  лести   укрепляют  и  оздоровляют
человеческие  отношения,  сообщают  им  дополнительную  притягательность   и
предохраняют от эрозии и распада. Выпарите совершенно лесть из общения, и вы
его погубите.  Тогда  общение  перестанет  быть  "лучшим из  наслаждений"  и
удовольствием, разом  утратив  всю  свою  привлекательность.  На  его  месте
останется один лишь скучный обмен информацией.
     Упражнения  в лести вырабатывают замечательную психологическую гибкость
и динамизм. Поразительно, как чутко реагирует льстец на перемену  настроения
и  мыслей превозносимого, сколь быстро меняет  он  свое  поведение в  полном
согласии с  изменившейся ситуацией.  Утонченность душевного  склада  льстеца
просто удивительна.
     Есть  еще  одна  примечательная сторона у  лести. В  льстивости нередко
проявляется любовь, которая не может справиться сама с собой, которая теряет
голову и безудержно восхищается предметом своей страсти.  Все пропадает  для
одержимого любовью  -- мир перестает существовать, исчезая в туманной дымке,
ибо любимое существо становится для него всем миром, собственное его чувство
-- содержанием мирового бытия. И потому  любящий тонет в любимом существе, и
не находит никакой  внешней опоры в его оценке, и  оттого  восхищается всеми
проявлениями личности любимого, а это и значит: льстить, льстить, льстить.
     Способность  льстить неотделима,  следовательно, от способности любить,
являясь тончайшим выражением последней. И оттого нельзя осудить лесть -- это
словесное сладострастие -- не осуждая любви.
     

     Скупость является  продолжением рачительности; или, правильнее сказать,