Вследствие этого  дружеские  отношения лишаются  непосредственности  и столь
необходимых  в  дружбе  искренности  и  самоотверженности. Напротив, грубиян
скорее готов разрушить сами дружеские отношения, чем изменить идее дружбы, в
основе  которой  лежит  самоотверженная  и  бескорыстная  забота  о  другом.
Друг-грубиян  блюдет  лучшее в нас вернее, чем мы сами. Дружески приняв наше
"я", он  отстаивает его  самоотверженно и  упорно  перед всем миром --  даже
перед нашими попытками изменить себе. Оттого грубиян весьма  ценен в дружбе.
Берите грубиянов в друзья!
     Грубости  нельзя  поддаваться,  но к  ней  можно снисходить. Снисходить
очень простым способом: не  обращая  на нее внимания, не замечая ее вопиющей
бесцеремонности.  Принимайте в  расчет только чистое  содержание  того,  что
предлагает грубая натура, игнорируя оскорбительную форму. Грубиян тяготеет к
демонстративности.  Ваше  же  воздержанное  поведение  его  обескуражит   и,
лишенный противодействия, необходимого для возрастания грубости, он сникнет.
Спокойная независимость другого человека укрощает грубияна лучше всего.
     Неприятная  сторона  грубости  выражается в том,  что природный грубиян
всегда  чувствует  свое  превосходство  над  окружающим.  Из  этого ощущения
рождается  пренебрежение  ко  всему,  что   попадается  на  глаза.  Кто  раз
подчинился  грубости, тот подпал под  отношения  превосходства и подчинения.
Тогда грубые  наклонности диктуют  свое все безудержнее,  в  результате чего
поступки  грубияна  давят  и  уничтожают  достоинство  личности.   Из  этого
неизбежно  возникает отчаянный протест живого существа, желающего  сохранить
себя.  Доведенные до предельного  напряжения, отношения рвутся со скандалом,
горем, нередко  завершаясь трагедией. Словом,  безудержная грубость ведет  к
беде. И оттого  относитесь к  грубияну терпимо, сдержанно -- но непреклонно.
Не пасуйте перед  ним,  и не  отвечайте резкостью,  примите его грубость как
бессмыслицу, как  абсурдный поступок невменяемого  существа.  Поверьте,  сам
грубиян будет Вам благодарен за столь нежное отношение, и отзовется  на него
грубоватой, несколько бесцеремонной, но искренней преданностью.
     

     Хитрец подобен канатоходцу, шагающему по проволоке высоко  над  толпой.
Ловкость  его  вызывает  естественное  восхищение,  к которому примешивается
немалая  доля страха от  действия, происходящего в  высоте.  Толпа замирает,
трепещет, ужасается,  она  вся  в напряжении, и при  каждом  удачном  прыжке
гимнаста разражается восторженными криками.
     Хитрец точно  так  же  балансирует на острых  и  непредсказуемых гранях
жизненных событий, отважно и бестрепетно  вступая в рискованное состязание с
обстоятельствами, людьми  и различными могущественными силами (история знает
хитрецов, пытавшихся провести даже смерть). Уже одной  этой отвагой и  силой
духа он не может не снискать уважение.
     Хитрость  нередко  называют  вырождением разума. Суждение,  согласимся,
вполне  справедливое.  Хитрость  мешает  быть умным. Хитрец,  который  видит
вокруг лишь свое  подобие -- одни только проявления хитрости  -- очень часто
слеп.  Сказанное,   однако,   отнюдь  не  означает,  что  хитрость  достойна
осуждения.  Действительно,  хитрость  --  это оружие  заурядной натуры среди
людей умных, это единственное средство глупого не потеряться в сложном мире,
а отстоять себя.  Хитрость,  следовательно, является естественным следствием
борьбы  обыкновенного, слабого,  ничем не примечательного человека  за  свою
независимость.  А   разве   кто-нибудь  осмелится   осудить   стремление   к
независимости как порочное? Ведь нет естественнее побуждения.
     Напрасно хитреца обвиняют в хищной расчетливости и тем самым превращают
в  сухое,   рассудочное  существо.   Просто-напросто  хитрец,  сам  лишенный
достаточной  мощи, вынужден учитывать  всякий раз  новую расстановку внешних
сил и основывать собственное движение  на их столкновении и  противоборстве.
Причем, чтобы  поступать  так, он вовсе не обязательно должен вызывать среди
окружающих рознь. Напротив, у подлинного  хитреца никогда не достанет на это
энергии;  он  просто  учитывает естественное, непрестанное противоборство, в
котором  находятся  друг  с  другом  личности, организации, живые  существа,
государства и все на свете. Следовательно, приходим мы к неизбежному выводу,
хитрость иссякнет и  потеряет  почву,  когда  в  мире  установится  покой  и
согласие. Как не посочувствовать обреченному хитрецу!
     Хитрость  обычно изящна, в  отличие  от лжи,  которая  нередко груба  и
жестока. И  потому у  людей, чей  вкус эстетически  развит, хитрость  должна
вызывать симпатию, как и вообще все элегантное и утонченное.
     Изящество  отнюдь  не  случайная  черта  хитрости,  а  ее  непременная,
необходимая форма.  Ведь,  как уже отмечено,  хитрость  развивается обычно в
людях   недалеких,    малодушных,   бесталанных    или   бессильных    перед
обстоятельствами  --  словом,  личностях  в  чем-то  беспомощных  и  слабых.
Лишенные какой-либо  силы  -- в виде могучего здоровья, редких способностей,
развитого ума, прочного общественного положения -- эти люди не способны быть
грубы,  наглы,  вызывающе  жестоки.  Они  вынуждены  лавировать  среди  сил,
неизмеримо  превосходящих их собственные, и оттого поведение  их должно быть
гибким,  динамичным, чутким  к меняющимся обстоятельствам. Хитрость -- это и
есть универсальная  способность гибко  реагировать на ситуации, это спасение
слабого в состязании с сильным. Поэтому восславим хитрость как  единственную
надежду слабых или бесталанных натур утвердить себя, и проникнемся к ним тем
естественным сочувствием, которое вызывает беспомощное существо,  и призовем
людей действительно умных и сильных щадить тех, кто всего лишь хитер.