грамматика (вьякарана), этимология (нирукта), астрономия (jyotisa), ритуал 
(kalpa). 
Со временем специализация наук в древней Индии усиливается; свидетельства 
последних веков до н.э. и первых веков н.э. насчитывают уже десятки различных 
отраслей знания;  многим из них, как мы знаем, были посвящены специальные 
сочинения. 
Соответствующие трактаты носили название сутра (сутра — букв. «нить», также — 
краткое афористическое правило, связанное с рядом таких же правил в рамках 
данного произведения —  ср. параграфы «Камасутры»).
Характеристика этого раздела индийской культуры выходит за рамки настоящего 
предисловия, и здесь в связи с дальнейшим изложением хотелось бы отметить лишь 
некоторые более общие особенности языка древнеиндийской науки. Язык этот, в 
частности, отличался тщательно разработанной, детальной терминологией; 
тенденцией к подробным перечислениям; чертами характерной системности в методах 
описания, кое в чем напоминающими принципы современного научного описания и уже 
поэтому заслуживающими пристального внимания. Хорошо известно тяготение 
древнеиндийских авторов к скрупулезным классификациям, проявляющееся буквально 
во всех отраслях знания, о чем бы ни шла речь — здесь классифицируются жесты и 
мелодии, ступени чередования звуков и периоды жизни, виды пьес и человеческие 
аффекты. 
Подчас объекты подобного описания таковы, что соответствующая классификация 
невольно воспринимается нами как курьез (ряд примеров тому дает и «Камасутра»). 

В таких случаях важно отвлечься от привычных оценок и ассоциаций и постараться 
воспринять эту черту (наряду с многими другими специфичными особенностями 
индийской жизни) в более широком контексте древнеиндийской культуры как 
необходимое ее звено. Подобный подход оправдан, в частности, и тем, что 
названная тенденция многообразно отражается не только в теоретических описаниях,
 но и в творческой практике древних индийцев — в их поэзии, музыке, скульптуре 
и т.д. Мы имеем здесь в виду достаточно устойчивую символику различных 
выразительных средств, строго соотносимых с определенными предметами, 
состояниями, свойствами, что приводило в искусстве и литературе к созданию 
своеобразных кодов (с помощью музыкальных звуков, жестов, красок и т.д.) — 
например, соотнесение тех или иных эмоций с временами года, часами суток, 
мелодиями.
Значительная часть памятников древнеиндийской дидактики предстает перед нами в 
обрамлении одной из таких классификаций — в соответствии с тремя видами или 
установками человеческой жизнедеятельности, которые предписывались высшим 
сословиям и, видимо, несколько позже были дополнены четвертым.
Это, во-первых, дхарма (дхарма, от дхар — «держать») — «установление», «закон», 
«нравственный долг» — совокупность общественных, семейных, религиозных 
обязанностей, определяющих должное поведение человека; во-вторых, артха — 
«суть», «польза», «выгода» — приобретение и надлежащее использование 
материальных ценностей, также наука государственного управления и шире — 
стратегия практического поведения в целом; в-третьих, кама — «любовь», сфера 
чувственной, эмоциональной жизни, возбуждение и удовлетворение чувств, 
преимущественно же — физическая любовь. 
Присоединяемый к ним четвертый принцип: мокша — «освобождение», 
противопоставлен первым трем, означая отказ от активной жизнедеятельности и 
мирских привязанностей, достижение высшего состояния, святости. Эта 
классификация получает, по-видимому, достаточно широкое распространение уже в 
первых веках до н.э. и играет значительную роль в догматике индуизма, во многом 
определяя тематику и композицию ряда законодательных, этико-философских, 
художественных произведений. 
Характерно в этом отношении уже возглашение, открывающее «Камасутру» (см. 
Камасутра 1.1). Система эта помогала многим поколениям индийцев осмысливать и 
упорядочивать собственную деятельность. При этом надо иметь в виду, что дхарма, 
артха и кама относились не только, а подчас и не столько к разным поступкам, 
сколько к разным точкам зрения на один и тот же поступок, т.е., условно говоря, 
представляли соответственно этическую, прагматическую и гедонистическую его 
оценки (в этой связи характерны рассуждения «Камасутры», гл. 58). Традиция 
предписывала гармонично сочетать эти принципы — так, чтобы ни один из них не 
вредил другому — и должным образом распределять их по стадиям жизни : 
«В детстве — приобретение знаний и другие дела артхи. В молодости — кама. В 
старости — дхарма и мокша.» 
Здесь напрашивается сопоставление четырех указанных принципов с другой 
изоморфной классификацией — четырьмя жизненными стадиями, ашрамами, 
предписывавшимися брахману: состояния ученика (брахмачарин), домохозяина 
(грихастха), лесного отшельника, заботящегося лишь о размышлении и должных 
обрядах (ванапрастха) и отрекшегося от мира нищенствующего странника 
(санньясин). Первые три ашрамы в той или иной степени связаны с исполнением 
первых трех принципов, четвертая — с четвертым принципом, выдвигавшимся как 
конечная цель человеческого существования7.
В триаде принципов, связанных с активной жизнедеятельностью, кама занимает 
весьма существенное место, тесно взаимодействуя с двумя другими. В частности, 
это в полной мере относится и к ее связи с дхармой* — здесь надо иметь в виду 
важную роль камы в системе воззрений индуизма. 
«Желание», как изначально творящая сила, выступает уже в «Ригведе»;  ее 
персонификация — великий перворожденный бог Кама — неоднократно встречается в 
более поздних ведийских текстах.