природе они были как рыбы в воде. Не было признаков того, что им трудно, 
наоборот, они лучились радостью. А кроме того, с ними был Ван Липин, и рядом с 
этим пареньком жизнь приобретала безграничный интерес.
И хотя одеты они были в лохмотья, лица их сияли такой необычайной 
одухотворенностью, что даже в толпе самый невнимательный человек отличил бы 
этих четверых, людей, достигших Дао.
183// Целые дни проводили они вместе, у стариков была совершенно определенная 
задача – воспитать ученика, шаг за шагом передать ему все приемы мастерства. 
Из-за сложившейся обстановки Ван Липин не мог обучаться иначе, чем в странствии 
с облаками, но это было благоприятно для совершенствования в выплавлении.
Они шли по глухим горным тропам, случалось найти пищу – ели, не было пищи – 
никто не произносил слова «голоден». Каждому было ясно, что того, кто первый 
это слово произнесет, другие тут же «подловят»: «Ну, ладно, ступай, поищи 
чего-нибудь поесть».
Ван Липин сначала не понимал, что у Учителей это был прием «состязания в 
хитрости». Молодой и бесхитростный, он всегда первым заговаривал о еде и раз за 
разом бегал по округе, пытаясь раздобыть пищу на всех.
А во время еды зачастую получалось, что «монахов много, а каши мало», делить 
поровну нечего. Тогда все добытое ставилось посередине, все четверо усаживались 
вокруг и каждый высказывал свое предложение о способе дележа. Если на первом 
круге «обсуждения» обнаруживался аргумент, который все признавали, то так и 
поступали, а если мнения разделялись, то «дискуссия» продолжалась.
Позже Ван Липин понял, что бегать за едой, даже очень далеко, – дело нетрудное. 
Но если тебя «подловили», чтобы попросить сделать какое-то дело, ты, значит, 
проиграл в сообразительности. И он тоже начал щевелить мозгами, придумывая, как 
бы «подловить» Учителей..
Однажды проявил неосторожность и попался в «ловушку» Цзя Цзяои, ему много 
пришлось побегать, пока принес лепешку, испеченную наполовину из муки, 
наполовину из травы. Затем все сели вокруг и обсуждение началось.
Первым, разгладив бороду, высказался Чжан Хэдао: «Я здесь самый старый, –сказал 
он,-по крепости здоровья мне с вами не сравниться, я смогу продержаться, только 
если буду есть больше.»
«Я сейчас расту, – парировал Ван Липин, – мне надо есть больше. Старшее 
поколение должно заботиться о младших, чтобы была справедливость».
Цзя Цзяои выступил «прямо и смело»: «Мне столько пришлось пробегать, достать 
эту лепешку было нелегко, по заслугам должна быть и награда, мне должна 
достаться половина, а остальное вы уж сами делите».
«О чем речь, – возмутился Ван Цзяомин, – я тут за тебя охранял твою торбу, и 
если уж говорить о заслугах, то у нас обоих есть в них своя доля, не надо их 
приписывать одному себе. По-моему, надо разделить на три части, мы с Цзяои 
получим по одной, а оставшуюся пусть поделят между собой Учитель и Юншэн».
Чжан Хэдао, видя, что никто из троих не упомянул слова «старый», и что борьба, 
по-видимому, бесполезна, отступился, сказав: «А что если поделить поровну на 
четверых?»
«Нет уж, нет, уж! – не согласились остальные. – Делить поровну бессмысленно, да 
и не справедливо».
Видя, что аргументы исчерпаны, Чжан Хэдао выдвинул «хитроумный план».
«Ну, ладно, не будем спорить, у меня есть способ, самый что ни на есть 
справедливый, если вы согласитесь, то так и поступим».
«Какой же это справедливый способ, просим Учителя побыстрее рассказать».
«Положим лепешку здесь и все четверо будем кусать от нее одновременно, 
возможности будут равные, разве это не справедливо?»
«Чудесно, чудесно!» – согласились все.
Чжан Хэдао нашел камень и возложил на него лепешку.
Четыре шеи вытянулись в направлении лепешки с четырех сторон, а так как лепешка 
была небольшая, то конечно они стукнулись лбами, а в рот ничего не попало.
Первым, махнув рукой, ретировался Цзя Цзяои: «Ну, все, моя старая личность туда 
не всовывается. Кусайте сами».
Чжан Хэдао рассмеялся: «Я как раз тоже так думаю. Ты заботишься, как бы не 
потерять лицо, а мы заботимся о лепешке». Все трое, заливаясь смехом, уже 
откусили по куску и теперь смачно жевали. А у обкусанной лепешки троим опять 
стало тесно, и Ван Цзяомин тоже по собственному почину отступился, осталось 
только двое. Чжан Хэдао взял лепешку в руки, и они с Ван Липином стали кусать 
по очереди. В скором времени лепешка исчезла.
, Когда Цзя Цзяои повернулся и ушел, Ван Цзяомин сразу понял, что «тут что-то 
не то», и, прокравшись следом, увидел, что он откусывает кусок от клубня батата.
 Без всяких слов отобрав бататину, Ван Цзяомин разделил ее на две половины, так 
что «пайка» досталась каждому.
Одной лепешки и одного клубня батата недостаточно, чтобы наесться даже одному 
человеку, но обстановка раздела пополнила их интерес к жизни. В этой горной 
глуши часто раздавался их смех. Странствие протекало в свободной и 
непринужденной атмосфере. Учителя и ученик, исполненные друг к другу глубокого 
уважения и горячей любви, все время друг друга «подначивали», «подлавливали» и 
тем самым будоражили интеллект и будили интуицию. Когда кто-нибудь из них 
«оскандаливался», остальные хохотали до упаду. Три старика были «сорванцами», 
которые никогда не взрослеют. Кругом царила смута, но в космосе нашей четверки 
всегда был свобода, тут не знали ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, тут 
не было разделения на юг-север-восток-запад, сердца были, как ясное солнце и 
сияющая луна, мысли, как плывущие облака или текущая вода, ни одна пылинка их 
не загрязняла, все было ясно, просто, естественно, живо и весело. Дао Неба, Дао