даосской культуры тысячу лет передавались тайно , только от учителя к ученику. 
Но наступило время передать их для пользования всем людям, время «Расширения 
Пути», приобщения к нему не единиц, а миллионов. На Ван Липина была возложена 
миссия расширения Дао, а потому ему следовало жить в миру, жизнью обычных людей,
 среди их повседневных забот, радостей, горестей, среди всей мирской суеты, 
оставаясь при этом Истинным Человеком и взращивая вокруг себя гармонию. «Мудрец 
одет в рубище, а яшму держит за пазухой»,– говорил Лао-цзы. Настало время 
показать людям красоту яшмы, великой космической гармонии. Если позволительно 
будет применить к адепту даосизма буддийский термин, Ван Липина следует назвать 
«бодисатвой», человеком, достигшим Берега Спасения, но не ступившим на него, а 
вернувшимся к тем, кто остался на этом берегу, чтобы помочь им спастись. В 
даосской же традиции его называют «отшельником в миру».
   Авторы книги создали не роман, не повесть, они не ставили задачу превратить 
ее в научный доклад. Они записали свои беседы с Ван Липином и его воспоминания 
и назвали свое произведение «репортажем»
   По собственному признанию, они не все понимали в том, что говорил Ван Липин. 
Понимали в меру своей зрелости, в меру своей готовности к пониманию. В меру 
своей готовности понял изложенное в книге и переводчик. Разумеется, то же 
следует сказать и о будущих читателях русскоязычного перевода. Но наша зрелость 
может расти вместе с ростом степени нашей целостности, нашей свободы, тогда мы 
перечтем книгу и поймем в ней то, чего сейчас, может быть. даже не заметили.
   Большую проблему для переводчика составила терминология книги. Принятые в 
европейском и русском китаеведении термины, фигурирующие в словарях, не всегда 
адекватно передают значения китайских терминов. В ряде случаев мне пришлось 
сделать отступления от традиции, чтобы сохранить смысл текста. Особенно хочу 
сказать о термине «Cердечная Природа», который я считаю эквивалентом китайского 
иероглифа «син». Его принято переводить словом «природа», под которым 
подразумевается биологическая природа человека. Но в даосской традиции, как и в 
древнекитайской философии вообще, этот иероглиф, составленный из знаков 
«сердце» (синь) и «рождение», «жизнь» (шэн), относится к психической и 
умственной стороне жизни человека, сердце рассматривается здесь как обиталище 
разума.
   В паре с «Сердечной Природой» (син) везде в книге выступает термин, который 
традиция переводит как «Судьба» (мин). В отличие от «син» как психической и 
мыслительной природы, он означает природу биологическую, включающую как 
человеческую телесность, так и образ жизни. Поэтому я принимаю для него термин 
«Жизнь». Непривычно звучат для русского уха парные категории «Сердечная 
Природа» и «Жизнь», не правда ли? Гораздо приемлемее кажется пара «Природа» и 
«Судьба», да только в этом случае искажается смысл текста. А не сказать ли 
что-нибудь, вроде «Биологическая и ментальная природа»? Выглядит более 
наукообразно, но смысла оригинального текста тоже не передает. Я думаю так: 
пусть лучше смысл будет передан точнее, что же до «привычности» выражений и 
терминов, то вряд ли возможно «обеспечить» ее при переводе книги, в которой все 
– необычно и которая требует от нас переворота в нашем мышлении.
   Другой термин, о котором следует упомянуть, – «совершенствование в 
выплавлении» (сю лян).
   В традиции даосского самосовершенствования используется терминология и 
образы алхимии. Это связано с тем, что первоначальное развитие даосских техник 
шло по пути создания «Пилюль», «Снадобий» и «Эликсиров» из растений, металлов и 
минералов, которые должны были обеспечить адептам здоровье, долголетие и даже 
бессмертие. Приготовление этих веществ связано с нагреванием на огне и плавкой 
их составляющих в тиглях и печах. Эти техники Внешней алхимии («Внешней 
Пилюли») живы и до сего дня, о чем недвусмысленно говорится в книге. Но 
параллельно с ними уже тысячу лет существуют техники Внутренней алхимии 
(«Внутренней Пилюли»), где «тиглями», «веществом», «огнем», «водой» служат 
энергии ци, цзин и шэнь, а также различные внутренние органы человека. Это 
алхимия Духа, человек здесь должен выплавить собственное единство, единство 
бессмертного микрокосма, из отдельных составляющих его энергий и частей. Обо 
все этом рассказывается в книге. Поэтому я считаю невозможным переводить термин 
«сю лян» как «совершенствование и закалка» или просто «закалка», потому что 
слово «закалка» и в прямом и в переносном смысле означает совсем иной процесс, 
чем «выплавление».
   Наконец, предметом долгих раздумий были комментарии к тексту. В книге 
встречается много непривычных выражений, китайских терминов, реалий китайской 
культуры и современной истории. Нужно ли все непонятные места сопровождать 
подробными разъяснениями и комментариями? Так принято. Но верно ли это будет 
для данной конкретной книги?
   Скажем, в книге говорится о многих мало известных или существенно новых 
вещах, которые впервые «инсталлируются» не только перед русскоязычным, но и 
перед китайским читателем. Материал требует изучения и осмысления, все это вещи 
непростые. Справедливо ли будет подсовывать читателю в виде комментария свое 
незрелое мнение, которое может быть ошибочным?
   Многие термины, употребленные в книге и касающиеся техники «выплавления», 
неизвестны не только русскому, но и обычному китайскому читателю, по 
вышеуказанным причинам оторванному от традиционной культуры. Авторы книги 
вполне это сознают, так как они тоже приобщались к традиции в процессе занятий 
с Ван Липином и создания «репортажа». Поэтому рано или поздно в книге все 
непонятные термины разъясняются. В точно таком же положении был, собственно 
говоря, и обычный мальчик Ван Липин, когда он начал изучать Дао. Ему 
рассказывали о совершенно незнакомых и очень глубоких вещах, при этом