|
соединилась в одно гигантское целое с внешним миром, , мысль в этом
беспредельном, безграничном пространстве и времени свободно парила. Люди,
события, вещи, им „увиденные“, были настоящими, живыми, это был мир, полный
жизни. И он не чувствовал себя в нем одиноким, не чувствовал больше, что время
тянется медленно, ведь ему столько надо было „сделать“.
В темной каморке ему часто случалось голодать. Во время «раскаяния в ошибках»
три даоса не приходили звать Ван Липина к столу. В не определенное заранее
время они вдруг забрасывали, неизвестно откуда, какую-нибудь вещь. Ван Липин по
звуку старался определить, что это такое. Мог и камень быть, наверное, даосы с
ним развлекались. Иногда это была кукурузная пампушка, ощупав, он хватал ее и
проглатывал в два-три приема.
И холод был в каморке обычным. Здесь, в Дунбэе, погода осенью довольно холодная,
а ночью особенно, даже мороз прохватывает. По этим колебаниям температуры, по
ощущениям тела Ван Липин постоянно «рисовал в воображении», что сейчас,
наверное, день или ночь, а позже он научился различать утро, полдень, сумерки,
полночь.
Раньше в этой темной каморке кузнец переплавлял железо, а сейчас она стала
местом, где три даосских старца переплавляли Ван Липина. Пословица говорит, что
хорошую сталь надо переплавлять сто раз. Так же и с человеком, если его не
переплавлять снова и снова сто раз, он не станет Великим Сосудом. Как говорят
даосы, если хочешь стать Истинным Человеком, важно, чтобы корень Прежнего Неба
был посажен крепко, а шлифовка и выплавление в Последующем Небе еще важнее, без
них не обойтись. За два месяца заключения в темной каморке Ван Липин приобрел
первоначальное представление о Дао, а три старца, видя, что сердце у него
честное и что он не может передумать, решили официально принять его в ученики и
выбрали счастливый день, чтобы совершить торжественную церемонию.
Этот день был действительно благоприятным для совершения обряда. Небо синело,
словно умытое. Круглая луна стояла высоко в северо-восточной части неба?
gроливая на человеческий мир свой чистый и безразличный свет, веял легкий
ветерок. По небу плыли небольшие облачка.. Люди, уставшие за день, уже
постепенно отходили ко сну, лишь едва-едва проступали под сиянием луны
темно-синие очертания далеких гор, словно большое стадо скота неподвижно лежало
на земле. Спокойно стояли в полях гаолян, кукуруза и соя. И лишь изредка
слышался под ветром шелест листвы, многоцветья которой уже нельзя было
разглядеть. Земля погружалась в тишину. А в старой кузнице не спали еще три
старика и подросток. Под чистыми лучами луны они совершали очень серьезную
официальную церемонию, три старых даоса посвящали Ван Липина в сан
Восемнадцатого Патриарха даосской школы Драконовых Ворот.
Церемонией руководил Патриарх Восемнадцатого поколения Чжан Хэдао. Все четверо
совершили омовение. Три старика были в даосских одеяниях, в руках держали
драгоценные мечи. Выстроились в ряд по старшинству. Зажгли даосские благовония,
закурился синий дымок. Чжан Хэдао с двумя учениками и Ван Липином преклонили
колени лицом к югу и прежде всего принесли жертву небу и земле, а потом жертву
основателям даосизма. Закончив жертвоприношение, поднялись на ноги. А затем
старики уселись рядом в позе лотоса и велели Ван Липину совершить великий обряд
по отношению к ним самим, объяснив при этом их будущие отношения как учителей и
ученика. Чжан Хэдао как Шестнадцатый Патриарх школы Драконовых Ворот будет
приходиться ему Дедом-Учителем, а Ван Цзяомин и Цзя Цзяои как Патриархи
Семнадцатого Поколения –Отцами-Учителями. Ван Липин считается
Патриархом-Транслятором Восемнадцатого Поколения. По книге «Бай цзы пай»
(«Расположение ста иероглифов»)., в которой значился в школе Драконовых Ворот
порядок имен поколений дальних потомков, на Ван Липина падал восемнадцатый знак
«Юн» – «Вечность», и Чжан Хэдао присвоил ему даосское прозвище Юн Шэн («Вечная
Жизнь») и ритуальное имя «Лин Лин-цзы» («Одухотворенный ребенок»). Далее Чжан
Хэдао напомнил Ван Липину о даосских заповедях и правилах, и Ван Липин поклялся
Небесному Союзу навечно запечатлеть их в своем сердце. Показывать личный пример
в их осуществлении. Уважать учителей и почитать Дао. Служить ему до конца своих
дней. Закончив обряд. , Чжан Хэдао велел Липину сесть и повел речь о саvой сути
даосизма. Чжан Хэдао сказал:
«Великое Дао Прежнего Неба не имело формы и образа , не имело ни начала, ни
конца. Произвольно назвали его иероглифом Дао, он таит в себе тьму значений. В
иероглифе Дао сначала пишутся две точки, левая представляет солнце, а правая –
луну, которые обнимают друг друга, как Инь и Ян на чертеже Великого Предела.
Эти две точки – образ Солнца и Луны в небе, Воды и Огня на земле. А в человеке
это два его глаза, в часы занятий они горят, словно отблески вечерней заря.
Ниже двух точек пишется иероглиф „и“ – „Единое“. Это единое задает всему пример.
Еще ниже пишется иероглиф „цзы“ – „сам“, то есть ты сам. Значит, небо и земля,
солнце и луна, Тьма вещей собираются вместе в тебе самом, Дао не отдельно от
тебя самого. Все эти линии вместе составляют иероглиф „шоу“, т.е. „голова“.,
смысл такой, что изучение Дао – первое важнейшее дело в Поднебесной., хорошее
дело. Последним пишется иероглиф „цзоу“, то есть „идти“. Чтобы вокруг тебя само
собой вращалось Колесо Закона, веди себя в соответствии с Дао, и Поднебесная
пойдет в соответствии с Дао. Это и есть значение иероглифа „Дао“. Сказав это,
старец Чжан Хэдао помолчал. В свете луны он сидел в позе лотоса неподвижно, как
статуя божества. Потом продолжил рассказ:
«Наша китайская религия даосизм была создана Тайшан Лао Цзюнем, Лао-цзы.
Квинтэссенция учения в иероглифе „Дао“, при постижении законов Дао главное –
покой. Секрет иероглифа „покой“ в том, что его принцип неисчерпаем, вверху он
может помогать в творении сущности вещей, внизу может обнимать собой все; небо,
земля, человек в нем иссякают. Мирской человек умеет только говорить о покое,
|
|