что живут они бедно. Ван Липин одевается очень просто. Спецовка, выданная на 
заводе, очень большая, широкая, она на нем прямо болтается. В праздничной 
одежде он чувствует себя, напротив, неудобно, стесненно. А ест еще проще. Он 
вегетарианец, в рот никогда не брал табаку, вина, чая и тому подобных вещей, а 
потом отказался также от лука, чеснока. перца и других острых приправ, ест 
только рис и овощи, но //302// и то очень редко, как будто бы еда для него 
совсем не важна. Однажды авторы этой книги вместе с г-ном Ван Липином были на 
одном банкете. Хозяева выставили богатое угощение – куры, утки, рыба, креветки 
– всего было на любой вкус. Ван Липин же выпил только стакан пресной воды и 
съел со стоящего перед ним блюда несколько ломтиков соевого сыра и чуть-чуть 
бобовых ростков.. После банкета мы спросили: «Вам правда ничего не хочется 
съесть?» Он сказал: «Не то чтобы никогда есть не хотелось. временами хочется 
попробовать чего-нибудь вкусненького. Но подумаешь о главном, и эти желания 
сразу исчезают».
   Любовь и сочувствие, дух самопожертвования ради общего блага – разве не в 
этом нуждается нынешнее общество, в котором все заполонено материальными 
желаниями и человеческие чувства парализованы? Если у каждого человека будет 
любящее сердце, в нашем мире намного уменьшатся безразличие, несправедливость, 
убийства. И пусть в нашей материальной жизни будет еще много не 
соответствующего нашим чаяниям, люди будут чувствовать себя легко и приятно, 
как будто они стоят под теплым и легким весенним ветерком. Если общественная 
пропаганда будет говорить больше о взаимной любви и справедливости людей, чем 
об их вражде, результаты будут лучше. Первое воспитывает в людях любовь. а 
второе вызывает вражду. Мы должны по-доброму относиться ко всему живущему и 
верить, что общая любовь человечества сможет изменить жизнь к лучшему.
   Однажды после обеда авторы этой книги пришли к г-ну Ван Липину домой. Его 
теща приветливо нас встретила, усадила на диван и побежала хлопотать о чае. 
Пользуясь случаем, мы оглядели жилище г-на Вана. Более, чем самая обычная 
квартира. Две комнаты старого образца, большая площадью метров в пятнадцать. 
Дверь в маленькую была открыта и можно было видеть, что половину ее занимает 
большая кровать. В большой комнате также стояла большая кровать, у стены 
телевизор, а рядом с ним радиоприемник размером с кирпич, какие выпускались в 
70-х годах, его кожаный чехол вытерся добела. Еще был там старый деревянный 
шкаф, наверное, для одежды. Больше ничего примечательного не было. Если бы не 
телевизор, это была бы квартира 50-х годов.
   //303// Г-н Ван Липин вытащил из угла складной стул и сел. Теща принесла чай.
 Мы двое пили из фарфоровых кружек, а г-н Ван Липин из стеклянной банки из-под 
какого-то напитка, это, видимо, была их обычная посуда!
   «И это Ваш дом?!»
   «Правда, хорошо? –г-н Ван Липин с удовольствием оглядел свое жилище. – 
Старики живут в большой комнате, а мы с женой в маленькой».
   Мы поднялись и подошли к дверям маленькой комнаты. Она была величиной около 
девяти квадратных метров. Двуспальная кровать занимала большую ее половину. В 
головах кровати стояла тумбочка, на которой располагались тома «Даоцзана». В 
ногах у стены туалетный столик с наваленными на нем разными мелкими вещицами. 
На стене квадратное зеркало. И больше ничего.
   «А где же Ваш сын?»
   Приглашая нас к чаю, Ван Липин объяснял: «Мой сын живет у бабушки, у моей 
мамы, там в точности как здесь, тоже две комнаты, мои родители живут в 
проходной, а младшая сестра с моим сынишкой в маленькой. Если мы там ночуем, им 
двоим приходится временно спать в проходной на диване».
   «А где же Вы пишете?»
   Нигде в комнате не было ничего похожего на письменный стол, непонятно, где 
же он пишет свои заметки, которые должны пополнять лакуны «Дао цзана» и 
передаваться потомкам. Г-н Ван Липин указал на большую кровать в спаленке: 
«Пишу , сидя на кровати. Это такой большой „стол“, на нем для всего места 
хватает». Сказано это было очень непринужденно. Читатель наверняка 
засомневается. Разве может быть такое? Сегодня, в девяностых годах 
«модернизировались» жилища даже самых обычных людей, что уж говорить об 
известном в стране и за рубежом даосском патриархе?
   И действительно, если бы мы не побывали там сами, мы не посмели бы написать 
такого, хотя г-н Ван Липин и до этого рассказывал нам. как они живут. Тогда он 
сказал:
   //304// «В отличие от обычных семей, у нас дома есть цветной телевизор, но 
мебели не хватает. Если придет на несколько человек больше. скамейки приходится 
занимать у соседей. Потом, когда станет полегче и появятся деньги, не мешало бы 
прикупить кое-что. Но материальное обладание, в общем-то, дело второстепенное, 
поверхностное, ключевой момент в том, чтобы опираться на людей. Если сердце у 
человека доброе, то все хорошо. Во время „культурной революции“, когда мы с 
Учителями странствовали с облаками, ни есть, ни пить было нечего, одежда была 
рваная-прерваная, но с утра до вечера мы смеялись. Как-то в дождливый день 
наткнулись на канаву, без всяких разговоров в нее полезли – и давай возиться! 
Перемазались с ног до головы. а потом – с песней дальше.
   Каждый раз, вспоминая Учителей, он говорил о них с безграничной любовью. на 
лице его появлялась счастливая улыбка. «Те несколько лет были самым радостным 
временем в моей жизни». И тут г-н Ван Липин сказал, будто итог подвел: «Когда 
стремления у людей разные, и жизнь получается разная. А желания разнятся, так и 
направления поиска разные, цели разные – и пути разные».
   А пока мы размышляли и обдумывали сказанное, г-н Ван Липин зашел в спальню и 
вынес оттуда два больших альбома с марками, хотел поделиться с нами своими