Моя любовь к природе 
была, вероятно, особенно сильной, потому что я был единственным сыном в семье и 
слабым ребёнком в детстве. Однако, после сказанного было бы преувеличением 
считать меня нелюдимым. Тем не менее, после тяжёлой тренировки я больше всего 
любил гулять в одиночестве.

Позже, когда мне было за двадцать, и я работал школьным учителем в Наха, я 
часто уходил на длинный узкий остров в заливе. Там был роскошный естественный 
парк Окунояма с великолепными соснами и большим прудом, в котором цвели лотосы. 
Единственным строением на острове был храм секты дзэн. Сюда я тоже приходил 
довольно часто, чтобы побродить в одиночестве среди деревьев.

К тому времени я занимался каратэ уже несколько лет и, чем глубже я познавал 
это искусство, тем больше проникался его духовной сущностью. Наслаждаться 
одиночеством, слушая шелест ветра в верхушках сосен, по-моему, есть лучший путь 
к достижению спокойствия разума, столь необходимого в каратэ. Это было частью 
моей жизни в раннем детстве, и я решил, что лучшего псевдонима, чем «Сёто», для 
моих стихов мне не найти. Прошли годы, и мой псевдоним стал известен больше, 
чем имя, данное мне родителями при рождении. Часто случалось, что люди меня не 
признавали, если я не добавлял к своему имени Фунакоси псевдоним Сёто.




ПРОСТО 
ЖИЗНЬ




Тяжёлые 
утраты

Над далёкими полями Маньчжурии и Монголии уже собирались тучи войны, но над 
моей Японией небо было голубым и мирным. Жизнь шла своим чередом. Император, 
как и прежде, выполнял свои многочисленные обязанности.

Я готовился к показательным выступлениям по каратэ перед императором. Они 
должны были проходить в императорском дворце, и я был допущен на них в качестве 
одного из участников.

До сих пор я прекрасно помню все события того дня, когда я и несколько моих 
учеников исполняли каратэ ката в присутствии своего императора. Бедный 
окинавский юноша, который каждую ночь тайком ходил брать уроки в дом своего 
учителя, не смел даже во сне мечтать о столь высоком взлёте в своей карьере 
мастера каратэ. Но это произошло. Я был удостоен высочайшей чести исполнять 
каратэ ката перед императором. Мне было уже далеко за пятьдесят.

Я уже выступал перед императором ранее, когда он был ещё наследным принцем и 
посетил Окинаву во время своей поездки в Европу, но ситуация тогда была совсем 
другой. В то время каратэ было одним из наименее известных боевых искусств. 
Фактически, оно было совершенно неизвестным за пределами островов Рюкю. Теперь 
каратэ занимало своё почётное место среди других традиционных боевых искусств. 
Я отлично понимал огромную разницу между моим выступлением на Окинаве и этим 
выступлением в Токио, поэтому мне с трудом удавалось сохранять спокойствие.

После выступления меня пригласили на встречу с Тинда Сутэки, распорядителем 
императорского двора. Он сказал мне, что император хорошо запомнил выступление 
в замке Сюри и спросил, не тот ли самый человек выступает сейчас здесь, в Токио.
 Читатель может представить себе мои чувства, когда я услышал эти 
слова!
Тем временем наши мирные дни закончились. Когда разгорелся маньчжурский 
конфликт, Япония быстро стала готовиться к большой войне. Теперь количество 
учеников, приходящих в моё додзё, увеличилось ещё больше. После начала войны в 
Китае и начала Второй Мировой войны моё додзё уже не могло вместить всех 
молодых людей, желающих тренироваться. Так как занятия проходили во дворе и 
даже на улице, то я беспокоился, что стук кулаков по «макивара» будет мешать 
соседям.

Всё чаще ко мне приходили юноши и говорили, становясь передо мной на колени: 
«Сэнсэй, меня призывают в армию. Иду служить моей Родине и моему Императору!» 
Ежедневно, иногда по нескольку раз, приходилось мне слышать это от своих 
учеников. День за днём они старательно изучали каратэ, готовясь к рукопашной 
схватке" с ненавистным врагом, и верили, что способны на это. Действительно, 
мне рассказывали, что некоторые офицеры приказывали своим солдатам в случае 
невозможности применения винтовки или меча атаковать противника безоружными. 
Такая отчаянная атака в армии называлась «атакой каратэ».

Много моих учеников погибло в сражениях. Так много, что я потерял им счёт. Моё 
сердце было готово разорваться, когда я получал известие за известием о гибели 
таких многообещающих юношей. После каждого такого сообщения я оставался в 
опустевшем додзё один, устремляя свою молитву к душе погибшего ученика и 
вспоминал дни, когда он стара