ельства префектуры Окинава, и Окинавское Общество Учёных 
выделило нам столь необходимые средства, благодаря чему мы смогли произвести 
ремонт.

Конечно, мы искали другие помещения на время ремонта. Услышав о моих 
затруднениях, известный учитель кэндо и мой хороший друг – Накаяма Хиромити – 
предложил мне использовать его додзё, когда оно свободно от кэндока. Сначала я 
арендовал маленький домик поблизости от додэё Накаяма, но вскоре смог, снять 
большой дом с большим двором, в котором я проводил свои занятия с учениками.

Наступило время, когда такое положение перестало соответствовать нашим 
требованиям. Увеличилось количество моих учеников, но выросло и количество 
кэндока. Мне было просто неудобно перед моим благодетелем. К сожалению, моё 
финансовое положение было ещё непрочным, и я не мог на свои средства 
осуществить очевидного решения: построить додзё специально для обучения каратэ.

Примерно в начале 1935 года Национальный Комитет Каратэ поддержал моё 
ходатайство и выделил средства для строительства первого додзё каратэ в Японии. 
Конечно, я испытал чувство гордости, когда весной 1936 года впервые вошёл в 
новое додзё (в Дзосигая, район Тосима) и увидел над его дверью вывеску с 
названием «Сётокан». Это название присвоил ему Комитет. Я не знаю, по какой 
причине они выбрали в качестве названия мой литературный псевдоним, которым в 
юности я подписывал свои поэмы в «китайском» стиле.

"Мне бы очень хотелось, чтобы мастера Адзато и Итосу обучали своих учеников в 
новом додзё, но, увы, в день его открытия ни одного из них уже не было на этой 
земле. В своей комнате я возжёг ладан и помолился за их души. Перед моим 
мысленным взором предстали два великих учителя, которые улыбаясь, говорили: 
«Удачи тебе, Фунакоси, удачи! Не впадай в благодушие и самодовольство, тебе ещё 
многое предстоит сделать. Сегодня, Фунакоси, только начало 
Пути!»
Начало? Мне было уже около семидесяти лет. Где же должен был я найти время и 
силы, чтобы сделать всё, что должно быть сделано? К счастью, я никогда не 
чувствовал, своих лет и решил как советовали мне учителя, не сдаваться. Дел у 
меня оставалось много. Так или иначе, но я должен был их завершить.

Одной из первых задач после постройки нового додзё была разработка методики и 
программы обучения. Я также сформулировал требования к претендентам на новые 
ученические и мастерские степени. Количество моих учеников росло день ото дня, 
так что наше новое додзё, которое казалось более, чем достаточным вначале, 
очень быстро снова стало тесным.

Я действительно не чувствовал груза своих лет, но понимал, что не смогу 
осуществить всё задуманное. Мне нужно было управлять уже не только своим додзё. 
Многие токийские университеты создавали группы обучения каратэ при своих 
кафедрах физического воспитания, и все эти группы нуждались в инструкторах. 
Одному человеку обслуживать всё додзё и разъезжать из университета в 
университет было просто невозможно, поэтому своих наиболее способных учеников я 
назначил инструкторами в их собственных университетах вместо меня. Я взял 
своего третьего сына помощником в своём додзё и поручил ему проведение 
ежедневных тренировок, а сам только контролировал ход обучения у него и в 
университетах.

Я должен заметить, что наша деятельность не ограничивалась пределами Токио. 
Многие выпускники моего додзё и каратэка из университетов получали работу в 
провинциальных городах, в результате чего каратэ стало известным по всей стране,
 и было построено множество новых додзё. Теперь у меня появилась ещё одна 
обязанность: распространение каратэ привело к тому, что меня постоянно осаждали 
представители местных групп с просьбами приехать, чтобы прочесть им лекцию и 
устроить показательные выступления. Уезжая на продолжительное время, я знал, 
что оставляю додзё в надёжных руках моих старших учеников.

Меня часто спрашивают, как я выбрал себе псевдоним «Сёто», ставший названием 
нового додзё. Слово «сёто» в японском языке означает буквально «сосновые волны» 
и не имеет какого-то скрытого тайного смысла. Тем не менее, мне хотелось бы 
рассказать, почему я его выбрал. Мой родной город Сюри окружён холмами, которые 
покрыты густыми лесами из криптомерии (японских сосен) и других субтропических 
растений. Среди холмов лежит гора Торао, принадлежащая барону Тёсукэ Иэ, 
который после моего приезда в Токио стал одним из моих первых покровителей. 
Слово «торао» в переводе означает «хвост тигра» и особенно подходит в данном 
случае, потому что гора была очень узкой и так густо заросла криптомериями, что 
действительно напоминала хвост тигра, если смотреть на неё издали. В свободное 
время я любил прогуливался вдоль горы Торао. Особенно хорошо было гулять ночью 
в полнолуние или при ясном небе, когда было светло от звёзд. В такое время, 
если подует лёгкий ветерок, можно было услышать шорох сосен и постичь 
всепоглощающую тайну Бытия. Для меня этот шорох был божественной музыкой.

Поэты всего мира воспевают в своих стихах таинство леса. Меня всегда влекло то 
завораживающее одиночество, которое символизирует лес.