Оу сказал: "Не поверите же вы, что после такого удара ученик мог драться еще 
хоть мгновение?" 

Я ответил: "Конечно нет". 

"И как же", - продолжал он, - "ученые Запада объясняют все это? Я ударил его 
очень слабо в то место, куда часто бьют на западных соревнованиях по боксу. В 
этих соревнованиях удар, подобный моему, не только не причинил бы вреда 
противнику, но и оставил бы меня открытым для контратаки. Вы должны поверить, 
что техника и сила - это еще не все, что нужно в схватке. Важно знать куда 
ударить. Вы, конечно, это знали и раньше, но сегодня узнали еще одну важную 
вещь - когда ударить. Наша судьба не только в звездах, но и в часах. Помните 
это" 

К этому времени юноше дали какое-то лекарство, и его дыхание стало более 
спокойным. На мой вопрос о состоянии ученика Оу ответил, что с ним все в 
порядке благодаря лекарству, и он еще около месяца будет не в той форме чтобы 
драться. За это время придут в порядок его внутренние органы. 

Я устал и чувствовал себя немного выведенным из равновесия. После демонстрации 
приема наш разговор стал затухать, я готовился уйти. Однако неожиданно вспомнил 
о "касании отсроченной смерти". Может быть, удар в определенное время - это 
выражение той же силы? Чувствуя угрызения совести за отнятое у него время, я 
все же спросил Оу, слышал ли он что-нибудь об этом. Оу ответил не сразу. Он 
спокойно смотрел на меня. Это продолжалось минуту или больше. Я тоже смотрел 
ему в глаза; сердце во мне колотилось, а разум подсказывал, что я зашел слишком 
далеко и обидел мастера. 

Оу сказал несколько слов по-тайваньски которых я не понял. Юношу вынесли вместе 
с кушеткой. Все вышли, кроме одного мальчика лет 15. Оу повернулся ко мне. 

"По вашему тону видно, что вы связываете это так называемое "касание 
отсроченной смерти" с ударом в определенное время который вы только что видели. 
Вы правы. Однако умение выполнять это "касание" находится далеко за пределами 
возможностей большинства мастеров, даже самых лучших. На Тайване я один владею 
этим. Но редко демонстрирую свое умение даже перед китайцами". 

В этом месте Оу улыбнулся, впервые за все время нашего разговора, и сказал: 
"Здесь контроль менее уверенный, чем в простом "ударе в определенное время". 
Поэтому и опасность куда большая. Кто захочет подвергаться такому 
"прикосновению", когда опасность не только физическая, но и психическая? Может 
быть, вы?" 

Я ответил не сразу, думая что он шутит и будет продолжать свою речь и дальше. 
Но Оу замолчал. Он сидел со сводящей с ума слабой улыбкой и ждал. Тут уж 
заговорил я, признавшись, что я не только не квалифицированный, но и вообще не 
боец, возраст у меня не тот, и что через неделю меня ждет корабль и т.д. 

Оу засмеялся, дав мне знак умолкнуть, и только тогда я понял, что он 
действительно пошутил. 

Оу указал на юношу в задней части комнаты; тот не колеблясь вышел вперед. "У 
моего сына не было еще опыта, а он ему очень нужен", - сказал Оу просто. 

Я поднялся, чтобы посмотреть. Оу начал движения своим правым указательным 
пальцем, легко поставив своему сыну точку чуть ниже пупа. Потом он снова 
повернулся ко мне. 

"Вот и все, просто прикосновение. Ци передалась очень гладко. Так как вы 
уезжаете через неделю, я рассчитал эффект на три дня. В полдень ровно через три 
дня Алиня начнет тошнить и он сляжет. Так что я поручаю Алиня до этого времени 
вам. Через три дня встретимся в Тайбэе в "Южион-отель". А пока - до свидания". 

Так закончился наш разговор. Алинь со своей неизменной улыбкой возвратился со 
мной в Тайбэй. Я спросил, почувствовал ли он что-либо, когда отец сделал 
"прикосновение"? Алинь ответил отрицательно. Три следующих дня мы были 
неразлучны, и он очень понравился мне. Алинь помогал мне собираться на корабль 
- упаковывал багаж. 

Утром третьего дня Оу, одетый на манер западного бизнесмена, пришел в мой отель.
 После обычных формальностей за чашкой чая он спросил, следил ли я за Алинем. Я 
ответил, что он все это время был со мной. 

Мы втроем прогулялись по беспорядочной грязной прибрежной части города и 
вернулись в отель как раз в двенадцать. Мы зашли в мою комнату; Оу и я сели в 
кресла, Алинь лег на диван. Мы одивленно беседовали, но я думал об одном - о 
времени. Я попытался незаметно посмотреть на часы (12-05). Оу заметил мое 
движение. 

"Не беспокойтесь", - сказал он, - "это произойдет, а я лучше подготовлюсь". С 
этими словами Оу открыл небольшую сумку, которую принес с собой, и достал