|
— Два меча — как один меч. Один меч — как два меча. У человека две руки,
но они принадлежат одному телу. Все на свете сводится к единому началу. В этом
смысле все стили и все приемы по сути одинаковы. Сейчас покажу.
Мусаси говорил легко и спокойно.
— С вашего позволения, — сказал он, начав быстро вращать мушкеты. В комнате
поднялся маленький смерч.
Мусаси прекратил вращение и поставил мушкеты на место.
— Может быть, я дал вам некоторое представление о стиле, — улыбнулся Мусаси.
Поклонившись, он вышел.
Сима от удивления забыл послать провожатого с Мусаси.
Выйдя за ворота замка, Мусаси с облегчением вздохнул. Он так и не выяснил
истинных намерений Ватари Симы, но одно теперь стало ясно: здесь узнали, кто он.
Мусаси к тому же оказался втянутым в неприятную историю. Самое разумное —
немедленно покинуть Окадза-ки, но Мусаси помнил, что обещал Матахати дождаться
возвращения Гудо. )
Впереди засветились огни Окадзаки, и кто-то окликнул Мусаси из придорожной
часовни:
— Это я, Матахати. Мы беспокоились и вышли тебя встречать.
— Почему? — спросил Мусаси.
— Мы заходили к тебе домой. Соседка рассказала, что за тобой стали
наблюдать какие-то люди.
— Кто это «мы»?
— Учитель вернулся.
Гудо сидел на веранде часовни. Внешность его была необыкновенной — высохший,
как огромная цикада, с глубоко посаженными и горящими, как угли, глазами. На
вид ему было около пятидесяти, хотя возраст таких людей нельзя определить. Гудо
был сухой и жилистый, низкий голос гудел, как в бочке.
Мусаси приник к земле в поклоне перед учителем. Гудо молча смотрел на него.
— Давно мы не виделись, — наконец произнес Гудо.
— Очень, — тихо ответил Мусаси, поднимая голову.
Только два человека на этом свете могли разрешить сомнения Мусаси — Гудо и
Такуан. И наконец Гудо вернулся. Мусаси и Матахати ждали его целый год. Мусаси
смотрел на лицо монаха, как на лунный лик.
Неожиданно из груди Мусаси вырвался стон:
— Учитель!
— Что с тобой? — вымолвил Гудо.
Он мог бы и не задавать вопрос, потому что обо всем знал. Мусаси вновь
припал лбом к земле.
— Минуло десять лет с той поры, как я расстался с вами.
— Неужели?
— За эти долгие годы я почти не продвинулся в постижении Пути.
— Ты говоришь, как дитя. Значит, ты ушел недалеко.
— И глубоко сожалею о своей никчемности.
— Сожалеешь?
— Тренировки и занятия самосовершенствованием оказались тщетными.
— Обычные твои сомнения. Они мешают тебе достигнуть совершенства.
— Может, мне следует отказаться от своих попыток?
— Тебя замучают сожаления в содеянном, ты превратишься в отщепенца, более
низкого, чем ты был в годы безумной юности.
— Я понимаю, что, оставив Путь, я погружусь в бездну, но попытка одолеть
вершину вызывает ощущение бессилия. Я словно угодил в ловушку половинчатости —
ни фехтовальщик, ни совершенный человек.
— Ты правильно оцениваешь свое состояние.
— Учитель, ты знаешь, в каком отчаянии я пребываю! Что мне делать? Научи!
В чем искать спасение от смятений и безволия?
— Меня ли об этом спрашивать? Ты можешь полагаться лишь на
себя.
— Позволь мне вновь припасть к твоим ногам, чтобы внимать твоим
наставлениям. Мы с Матахати ждем твоего слова. Ударь меня посохом и пробуди от
беспросветной пустоты. Прошу тебя, сэнсэй, помоги мне! — Мусаси не поднимал
головы. Он не плакал, но голос его дрожал.
Гудо поднялся и бесстрастным голосом произнес:
— Пойдем, Матахати!
Мусаси бросился за монахом, в мольбе хватая его за рукав. Монах молча
покачал головой. Мусаси молил' учителя не отринуть его.
— Что ты хочешь услышать от меня? Что я еще могу дать тебе? Разве что
стукнуть хорошенько по голове! — гневно воскликнул Гудо. Гудо занес кулак, но
он застыл в воздухе.
Мусаси разжал пальцы. Монах удалялся быстрыми шагами, не оглянувшись.
Матахати сказал Мусаси:
— В монастыре я объяснил ему, почему мы просимся к нему в ученики, он
ничего не ответил. Он разрешил мне быть рядом с собой. Мне кажется, что тебе
тоже следует остаться. Когда учитель будет в хорошем расположении духа, ты
спросишь его о том, что тебя волнует.
Гудо обернулся и позвал Матахати. Тот бросился со всех ног, крикнув на
бегу:
— Пожалуйста, послушай моего совета!
Мусаси послушался друга, зная, что расставание с Гудо будет для него роковы.
м. В нескончаемом потоке времени шесть-семь десятилетий человеческой жизни —
всего лишь краткий миг. И если в это мгновение вам суждена встреча с человеком,
|
|