Кодзиро тяжелым взглядом смотрел на мальчика, удивляясь, что тот не отводит 
глаз.
    —  У вас есть кисть и тушь? — обратился Кодзиро к Осуги.
    —  Есть, да вот тушь пересохла.
    — Хочу написать письмо. Мусаси не появляется несмотря на то, что люди 
Ядзибэя расставили повсюду объявления. Я даже не знаю, где он Иори — подходящий 
гонец, он доставит письмо.
    —  Что ты собираешься написать?
    —  Ничего особенного. Посоветую ему усиленно упражняться с мечом и посетить 
меня в Будзэне. Напишу, что готов до конца жизни ждать его появления. Пусть 
приходит, когда почувствует себя уверенно.
    —  Разве можно такое писать! — всплеснула руками Осуги.— Ждать всю жизнь! У 
меня не осталось столько времени. Мусаси нужен мне мертвый в течение ближайших 
двух-трех лет.
    —  Положитесь на меня. Я сам обо всем позабочусь.
    —  Ты должен убить его, пока я жива.
    —  Не волнуйтесь, мой могучий меч поразит его на ваших глазах.
    Кодзиро пошел с письменным прибором к ручью. Смочив палочку туши, он быстро 
и четко написал послание. Каллиграфия его была столь же совершенна, как и стиль.
 Поставив именную печать, он подписался: «Сасаки Ганрю, вассал дома Хосокавы».
    —  Иди сюда, смелее! — позвал Кодзиро Иори. — Отнеси письмо Мусаси. Не 
потеряй, это важное послание.
    Иори некоторое время стоял, глядя исподлобья, потом схватил письмо.
    —  Что в нем?
    —  То, что я сказал этой почтенной женщине.
    —  Можно посмотреть?
    —  Я запечатал свиток.
    —  Если в нем есть что-то оскорбительное, я письмо не возьму.
    —  В письме нет ни одного грубого слова. Я попросил Мусаси не забывать о 
нашей договоренности. Я жду его в Будзэне, если он надумает прийти. Я с 
нетерпением жду этой встречи.
    —  Какой встречи?
    —  На грани жизни и смерти. — Щеки Кодзиро слегка порозовели.
    — Хорошо, я доставлю письмо, — ответил Иори, засовывая свиток за пазуху.
    Отбежав метров на тридцать, он обернулся, высунул язык и крикнул:
    —  Старая ведьма!
    Осуги было бросилась за ним, но Кодзиро остановил ее.
    —  Пусть бежит,— произнес он со снисходительной улыбкой. — Он еще маленький.
 — Окликнув Иори, Кодзиро крикнул: — Ничего приятного не скажешь на прощанье?
    —  Нет...— сдавленным голосом отозвался Иори.— Ты еще пожалеешь о своем 
письме. Мусаси не проигрывает таким, как ты.
    —  А ты подражаешь ему? Никогда не теряешь надежды? Мне нравится твоя 
преданность. Если он погибнет, приходи ко мне, и я пристрою тебя подметать сад.
    Иори, не понимая, что Кодзиро дразнит его, оскорбился до глубины души. 
Схватив камень, он замахнулся, но застыл под взглядом Кодзиро.
    —  Прекрати! — властно приказал Кодзиро.
    Иори показалось, будто глаза Кодзиро пронзили его. Он бросил камень и бежал,
 пока в изнеможении не упал в траву. Отдышавшись, Иори в задумчивости сел. Он 
считал Мусаси великим человеком и сам хотел стать таким. Он знал, что у Мусаси 
много врагов. Иори поклялся себе, что будет прилежно заниматься, дабы поскорее 
стать достойным помощником своему учителю. Вспомнив пронизывающий взгляд 
Кодзиро, Иори задумался, сможет ли Мусаси победить столь сильного соперника, и 
с огорчением признал, что самому Мусаси надо еще много учиться и упражняться.
    Иори решил идти в Титибу, чтобы доставить письмо Кодзиро, и только теперь 
вспомнил про коня. Он громко засвистел, подзывая коня и прислушиваясь, не 
раздастся ли топот копыт. Ржание донеслось со стороны пруда, но когда Иори 
добежал туда, то не увидел ни коня, ни пруда — туман сыграл с ним злую шутку.
    В одиночестве, на безлюдной поздней осенью равнине, Иори грустил, подобно 
траве, воде, стрекозам. Из глаз его полились слезы, но это были светлые, 
облегчающие душу слезы. Обратись к нему сейчас кто-нибудь, нет, не человек, а 
звезда или дух равнин с вопросом, почему он плачет, Иори не ответил бы. Он мог 
бы только сказать, что часто плачет от одиночества среди равнины.
    Слезы сняли тоску с сердца мальчика. Он почувствовал умиротворяющую ласку 
земли и неба. Иори взбодрился и повеселел.
    Фигуры пешего и конного возникли на фоне заходящего солнца.
    —  Не Иори ли там?
    —  Похоже, он.
    Иори обернулся на голоса.
    —  Учитель! —закричал он, бросаясь к всаднику.
    Добежав до Мусаси, он вцепился в стремя, боясь, что все ему грезится.
    —  Почему ты здесь один? — спросил Мусаси.
    Звучал знакомый ласковый голос учителя, по которому истосковалась душа 
мальчика. Мусаси сильно осунулся, а может, игра вечерних теней делала его лицо 
худым.
    — Я собирался в Титибу... Иори узнал своего коня.
    — Конь бродил один на лугу у реки, — смеясь, объяснил Гонноскэ. — Я решил, 
что бог равнин послал его Мусаси. Кстати, такое седло может быть только у 
самурая с доходом не менее чем в тысячу коку риса.
    —  Конь вообще-то не мой, а Синдзо, — объяснил Иори.
    — Ты все еще живешь в их доме? — спросил Мусаси; спешиваясь.