|
прикоснуться к нему и умереть.
В жалкой человеческой плоти не осталось и следа от бравого самурая, который
заигрывал с Оцу. Такуана захлестнула жалость к несчастному монаху, который не
обрел утешения и в вере. Такуан решил, что приведет монаха к Будде, который в
своем бесконечном милосердии прощает десять зол и пять смертных грехов.
Тандзаэмон, обретя истинную веру, сумеет найти Дзётаро.
Такуан назвал Тандзаэмону монастырь в Эдо.
— Скажи настоятелю, что я послал тебя и ты сможешь жить там сколько хочешь.
Я приду туда через некоторое время, нам есть о чем побеседовать. Мне кажется,
я знаю, где сейчас твой сын. Попробуем устроить вашу встречу. Не тоскуй,
человек даже после шестидесяти лет способен познавать радость и быть полезным
людям.
Такуан решительно выпроводил Тандзаэмона из дома. Тот ничуть не обиделся и
со словами благодарности стал отвешивать низкие поклоны.-Забрав тростниковую
шляпу и флейту, Аоки скрылся в темноте.
Тандзаэмон отправился по тропе через рощу, потому что там было посуше.
Неожиданно он наткнулся на что-то. Он определил на ощупь, что перед ним лежали
два тела. Монах повернул назад с криком:
— Такуан, помоги! Два мальчика лежат здесь без чувств!
Такуан вышел из дома, надел сандалии и спустился с холма в деревню. Быстро
собрав людей с факелами, он велел захватить воды. Тандзаэмон побрел дальше
своей дорогой.
Когда Такуан с крестьянами пришли в рощу, Дзётаро уже сидел, прислонившись
к дереву, не совсем опамятовавшись. Держа Иори за руку, он раздумывал,
приводить ли того в чувство, чтобы разузнать побольше о Мусаси, или уйти. Он
вздрогнул от факелов, как дикое животное.
— Что случилось? — строго вопросил Такуан.
Узнав Дзётаро, он изумился так же, как и последний при виде Такуана. Юноша
возмужал и изменился.
— Дзётаро?
Дзётаро, упершись ладонями о землю, склонился в поклоне. Он узнал Такуана с
первого взгляда.
— Ты вырос в славного парня,.— сказал монах.
Такуан пощупал пульс на руке Иори. Иори понемногу приходил в себя и,
очнувшись, разразился слезами.
— Почему ты плачешь? Ушибся? — спросил Такуан.
— Нет. Они арестовали моего учителя. Он в тюрьме в Титибу.
Из сбивчивого рассказа Иори Такуан понял суть дела и встревожился.
— Мне тоже надо кое-что сказать тебе, Такуан, — вымолвил Дзётаро дрожащим
голосом.
-- Не верьте ему, он вор! — вмешался Иори. — Все в его устах сплошная ложь.
Дзётаро метнул в Иори гневный взгляд.
— Замолчите оба! Я решу, кто прав, а кто виноват, — прикрикнул Такуан.
Он отвел молодых людей за дом и велел разложить костер. Иори, не желая быть
рядом с вором, некоторое время стоял в стороне, но потом ему стало завидно, что
Дзётаро и Такуан дружески беседуют у огня, и он сел около них. Дзётаро изливал
душу, как женщина на исповеди перед Буддой.
— Четыре года меня опекает человек по имени Дайдзо. Он из Нараи в
провинции Кисо. Его мысли о спасении страны близки мне, и я готов умереть за
него. Обидно, когда меня называют вором. Я по-прежнему остаюсь учеником Мусаси.
Я не отрывался от него душой ни на День. Дайдзо и я поклялись перед богами
земли и неба, что не выдадим нашей тайны и не раскроем наших целей. Я не
откроюсь даже тебе, но я не позволю, чтобы Мусаси оставался в тюрьме. Я пойду в
Титибу и признаюсь в грабеже.
— Если вы ограбили сокровищницу, значит, ты вор, — произнес Такуан.
— Нет! Мы не имеем ничего общего с обычными грабителями, —
запротестовал Дзётаро, отведя глаза в сторону.
— Не знал, что воры делятся по разновидностям.
— Мы совершаем это не ради собственной корысти, а во имя народа. Мы
используем богатства на благо людей.
— Отказываюсь понимать тебя. Ты утверждаешь, что ваши грабежи —
добродетельное преступление? Сравниваете себя с бандитами-героями из китайских
романов? Вы — жалкая пародия.
— Не могу вдаваться в подробности, чтобы не преступить клятву.
— А может, тебя просто одурачили?
— Как тебе угодно. Я сознаюсь ради Мусаси. А тебя прошу замолвить за меня
доброе слово перед учителем.
— И не подумаю. Мусаси невиновен. Рано или поздно его все равно выпустят.
Гораздо важнее, чтобы ты обратился к Будде. Через меня ты можешь ему покаяться
в грехах.
— Будда?
— Ты не ослышался. Изображаете, будто совершаете нечто значительное во имя
народа, а на деле вы — выскочки, которые приносят горе многим.
— Мы не думаем о себе, стараясь для людей.
— Глупец! — Такуан влепил пощечину Дзётаро. — Человек — суть всего на
земле. Каждое действие есть проявление личности. Человек, не познавший себя, не
способен на что-либо для других.
— Но мы ведь не для себя...
— Замолчи! Молоко на губах не высохло! Нет ничего опаснее скороспелых
доброхотов, которые толкуют миру, в чем состоит его счастье. Не трудись
|
|