Я не буду роптать на худший исход поединка.
    — Будь по-вашему. — Мусаси подобрал веревку, брошенную Гонноскэ. — Лучше 
уйти с дороги, здесь слишком людно. Отойдем в сторону, привяжем корову, и я 
буду сражаться, сколько вы пожелаете. — Указав на возвышавшуюся поодаль 
огромную лиственницу, Мусаси сказал: — Готовься, Гонноскэ, сойдемся в бою под 
тем деревом.
    Не успели они подойти к лиственнице, как Гонноскэ принял боевую стойку, 
уперев дубинку в землю перед собой. Мусаси стоял безоружный, расслабив плечи.
    —  Почему не готовишься? — спросил Гонноскэ.
    —  К чему?
    — Возьми что-нибудь! Не будешь же ты сражаться голыми руками! — взорвался 
Гонноскэ.
    — Я готов.
    —  Без оружия?
    —  Мое оружие здесь. — Мусаси погладил рукоятку меча.             
    — Ты будешь сражаться мечом?
    Уголки губ Мусаси изогнулись в легкой улыбке. Он не мог говорить, потому 
что начал выравнивать дыхание для боя.
    Старуха сидела под лиственницей, как каменный Будда.
    —  Подождите немного! — крикнула она.
    Застывшие в боевых стойках мужчины не шелохнулись, словно не слышали ее 
слов. Дубинка Гонноскэ, словно вобрав в себя окрестный воздух, готова была 
извергнуть его в сокрушительном ударе. Рука Мусаси слилась с рукояткой меча, 
глаза его пронзали Гонноскэ, как стрелы. Началась невидимая битва, ведь взгляд 
способен поразить сильнее меча или дубинки. Взгляд проделывает первую брешь в 
обороне противника, а меч или дубинка потом довершают дело.
    —  Постойте! — снова крикнула старуха.
    —  В чем дело? — отозвался Мусаси, отскочив назад на безопасное расстояние.
    —  У тебя настоящий меч?
    — В моей технике нет разницы между стальным и деревянным мечом.
    —  Не подумай, что я хотела тебя остановить.
    —  Поймите меня правильно. Меч — деревянный или стальной — совершенное 
оружие. В серьезном бою нет полупобед и полупоражений. От смертельного риска 
спасает лишь бегство с поля боя.
    — Ты прав, бой будет настоящим, поэтому предлагаю соблюсти необходимые 
формальности и представиться друг другу. Вы оба — противники редких боевых 
качеств. После поединка знакомства не получится.
    —  Вы правы.
    —  Гонноскэ, представься первым! Гонноскэ почтительно поклонился Мусаси.
    — Нашим предком считается Какумё, который сражался под знаменами великого 
воина Минамото-но Ёсинаки из Кисо. После смерти Ёсинаки Какумё стал 
последователем святого Конэна. Наши предки жили в этих краях с незапамятных 
времен. При жизни отца наш род подвергся унижениям, о которых я сейчас умолчу. 
Убитый горем, я с матерью отправился в святилище Онтакэ и там письменно 
поклялся, что восстановлю честь рода, следуя Пути Воина. Овладев техникой боя 
на дубинках, я развил ее и назвал новый стиль «Мусо» — «Прозрение», потому что 
в храме Онтакэ мне было видение. В народе меня зовут Мусо Гонноскэ.
    Мусаси поклонился в ответ.
    —  Моя семья происходит от Хираты Сёгэна, который принадлежал к одной из 
ветвей рода Акамацу из провинции Харима. Я единственный сын Симмэна Мунисая, 
который жил в деревне Миямото в провинции Мимасака. Мне дали имя Миямото Мусаси.
 У меня нет родных и близких, я посвятил жизнь Пути Меча. Если дубинка лишит 
меня жизни, не беспокойтесь о моих останках. К бою! — завершил Мусаси 
приветствие.
    — К бою! — отозвался Гонноскэ.
    Старая женщина сидела затаив дыхание. Она сама толкнула сына на смертельный 
риск, поставив его под сверкающий меч Мусаси. Простой обыватель осудил бы такую 
мать, но старуха твердо верила в правильность своего поступка. Теперь она 
сидела в официальной позе, слегка наклонившись вперед. Она казалась маленькой и 
тщедушной. Трудно поверить, что она дала жизнь нескольким детям, из которых в 
живых остался один Гонноскэ. Терпя нужду и лишения, она воспитывала из него 
воина. Глаза старухи сверкали огнем, словно все божества и Будды слились в ее 
земной оболочке, чтобы лицезреть бой.
    Холодок пробежал по спине Гонноскэ, когда он услышал шуршание меча Мусаси, 
выхватываемого из ножен. Гонноскэ в душе угадал, что участь его предрешена, 
потому что он никогда прежде не встречал подобного человека. Два дня назад он 
видел иного Мусаси, в переменчивом, расслабленном состоянии духа, похожего на 
небрежный и легкий след кисти каллиграфа-скорописца. Теперь ему предстал 
суровый воин, закаленный жестокими тренировками и лишениями, твердый и 
совершенный, как образец классической каллиграфии, четко выводящей каждый 
элемент иероглифа.
    Гонноскэ понял, как непростительно ошибся в оценке противника. Он теперь не 
мог вслепую броситься на него, как неизменно делал прежде. Дубинка бессильно 
застыла над его головой.
    Туман рассеялся. Противники, как изваяния, застыли друг против друга. Птица,
 лениво скользнув между ними, полетела в сторону гор. Резкий звук расколол 
горный воздух, словно сраженная птица камнем рухнула на землю. Трудно сказать, 
меч или дубинка нарушили тишину. В звуке было что-то неземное, похожее на 
хлопок одной ладонью, о котором рассуждают последователи Дзэн. В мгновение ока 
бойцы изменили позицию, подчиняясь законам своего оружия. Дубинка Гонноскэ