Мусаси и оглядываясь на чайную. — Вот он, Оцу! Верхом на корове! 
    Дзётаро по обыкновению пустился в пляс. Подбежавшая Оцу застыла на месте. 
Мусаси размахивал тростниковой шляпой и радостно улыбался. 
    Мусаси привязал корову к иве, и все трое поднялись в чайную. Оцу, минуту 
назад громко окликавшая Мусаси, словно лишилась дара речи. Она только счастливо 
улыбалась, предоставив Дзётаро свободу говорить без умолку. 
    — Раны зажили! — блаженно улыбался мальчик. — Увидев тебя на корове, я 
подумал, что ты не можешь идти. А мы с Оцу опередили тебя. Едва получив письмо, 
Оцу немедленно отправилась в путь. 
    Мусаси улыбался, кивал и односложно поддакивал. Слова Дзётаро об Оцу и ее 
любви смущали Мусаси, поэтому он предложил пересесть в маленькую беседку, 
увитую со всех сторон цветущей глицинией. Оцу не могла вымолвить ни слова, 
примолк и Мусаси. Дзётаро, не обращая внимания на них, тараторил, заглушая 
жужжание пчел и гудение оводов. 
    — Скорее в дом! Надвигается гроза. Вон какая туча над Исиямадэрой! — 
крикнул хозяин чайной. 
    Хозяин менял соломенные циновки от солнца на деревянные ставни от дождя. 
Река посерела, ветер трепал ветви лиловой глицинии. Сверкнула молния, и дождь 
полился с небес. 
    — Гроза! — закричал Дзётаро. — Первая в этом году! Скорее в дом! Оцу, ты 
промокнешь. Не мешкай, учитель! Здорово, что мы успели встретиться до дождя! 
Красота! 
    Дзётаро ликовал от грозы, но Мусаси и Оцу были в замешательстве, потому что 
им предстояло оказаться в доме вместе, пробежав у всех на глазах подобно 
влюбленной парочке. Мусаси не двигался с места, а покрасневшая Оцу в 
нерешительности стояла под дождем на пороге беседки. 
     
    Укрывшись куском соломенной циновки, по улице бежал человек, похожий на 
зонт с ногами. Заскочив под навес храмовых ворот, он вытер лицо, пригладил 
волосы и взглянул на небо. «Настоящий летний ливень», — проворчал он. 
Оглушительный раскат грома разорвал мерный шум дождя, и человек присел, зажав 
уши. Матахати, а это был он, опасливо покосился на статую божества грома, рядом 
с которой он стоял. 
    Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Черные тучи разошлись, и 
на землю хлынули лучи солнца, улицы вскоре подсохли. Слышались звуки сямисэна. 
Матахати вышел из укрытия и пошел вдоль улицы. 
    — Ваше имя Матахати? — спросила какая-то женщина, преградив ему дорогу. 
    — Да. Откуда вы знаете? — подозрительно переспросил он. 
    — Ваш друг ждет вас в нашем заведении. Он увидел вас из окна второго этажа 
и послал за вами. 
    По обеим сторонам улицы стояли веселые дома. Женщина повела Матахати к 
одному из них. 
    — Мы вас долго не задержим, — пообещала она. 
    Они вошли в дом, и девушки буквально облепили Матахати, вытирая ему ноги, 
снимая мокрое кимоно, сопровождая наверх. Он спросил, кто его ожидает, но 
девушки только смеялись в ответ. 
    — Хорошо, — сказал Матахати. — Побуду здесь, пока не высохнет одежда, 
промок до нитки. Не пытайтесь силком удерживать меня. Меня ждут у моста в Сэте. 

    Девушки, хором уверяя, что никто не посмеет его задерживать, чуть не 
волоком тащили его вверх по лестнице. 
    Не успел Матахати войти в комнату, как чей-то голос произнес: 
    — Так, так! Неужели мой старый друг господин Инугами? Матахати подумал, что 
произошла ошибка, лицо человека показалось ему знакомым. 
    — Кто вы? — спросил Матахати. 
    — Неужели забыл Сасаки Кодзиро? 
    — Нет, — поспешно ответил Матахати. — Но почему вы называете меня Инугами? 
Моя фамилия Хонъидэн. Хонъидэн Матахати. 
    — Знаю. Помню тебя по той ночи на улице Годзё, когда ты строил гримасы в 
окружении бродячих собак, поэтому считаю, что Инугами — «Бог собак» — более 
подходящее для тебя имя. 
    — Довольно! Я не расположен шутить. Это вам я обязан самым страшным 
воспоминаниям о той ночи. 
    — Немудрено. Впрочем, я послал за тобой, дабы искупить свое тогдашнее 
поведение. Проходи, садись. Красотки, сакэ! 
    — Я тороплюсь. У меня встреча в Сэте. И я должен быть трезвым. 
    — С кем же ты встречаешься? 
    — С человеком по имени Миямото. Он друг моего детства... 
    — Миямото Мусаси? Вы договорились о встрече на постоялом дворе на перевале? 

    — Как вы узнали? 
    — Я все знаю о вас с Мусаси. Я разговаривал с твоей матерью — ее зовут 
Осуги, так ведь? Мы с ней повстречались в главном храме на горе Хиэй. Она 
поведала мне о своих страданиях. 
    — Вы встречались с моей матерью? 
    — Да, прекрасная женщина! Я восхищен ею. Монахи на горе Хиэй относятся к 
ней с почтением. Я как мог пытался приободрить ее. 
    Ополоснув чашечку в воде, Кодзиро протянул ее Матахати. 
    — Выпьем и забудем про старую вражду. Нечего беспокоиться из-за Мусаси, 
когда с тобой рядом Сасаки Кодзиро.