| |
никогда остро почувствовал слабость друга детства. — Что было, то было. Забудь
о прошлом! Пропало пять лет, ну и что? Начнешь налаживать жизнь на пять лет
позже, только и беды. Минувшие годы тоже многому научили тебя.
— Проклятое время!
— Забудь их." Кстати, я только что видел твою мать.
— Да что ты!
— Теперь я все чаще задумываюсь, почему ты не унаследовал от нее
силу воли и настойчивость.
Мусаси недоумевал, почему сын Осуги вырос бесхарактерным и слабым. Мусаси
хотелось как следует встряхнуть Матахати и сказать ему, какой он счастливчик,
потому что жива его мать. Чем унять ненависть Осуги? Способ один — сделать из
Матахати человека.
— Матахати, — строго произнес Мусаси, — почему ты не хочешь порадовать
матушку? У меня нет родителей, а ты неблагодарный сын. Ты способен внешне
проявлять к ней уважение, но по существу не ценишь счастье, выпавшее на твою
долю. Будь у меня такая мать, я бы из кожи вылезал, чтобы добиться чего-то в
жизни, зная, что на свете есть человек, радующийся моим успехам. Избитые слова,
но в них правда жизни. Я — бродяга и лучше других знаю, что такое одиночество.
Порой я едва не плачу, что со мной нет никого, кто разделил бы мой восторг от
красоты природы. — Мусаси перевел дыхание и взял Матахати за руку. — Сам знаешь,
что я прав. Я говорю, как твой старый друг и земляк. Прошли те дни, когда мы
собирались на бой при Сэкигахаре. Сейчас нет войн, но выжить в мирной жизни
тоже непросто. Ты должен сражаться, передумать свою жизнь. Если решишься начать
жизнь заново, я помогу чем смогу.
По щекам Матахати катились слезы, падая на их сомкнутые руки. Слова Мусаси
напоминали материнские наставления, но сейчас они почему-то глубоко тронули
Матахати.
— Спасибо! — сказал он, вытирая слезы. — Я сделаю, как ты сказал. Начну
новую жизнь сегодня, сейчас же. Ты прав, я не гожусь для боевого искусства, но
пойду в Эдо, найду учителя и буду прилежно заниматься.
— Я помогу найти хорошего наставника и работу. Будешь работать и учиться.
— Да, воистину новая жизнь! Меня, правда, беспокоит еще кое-что.
— Что? Обещаю свою помощь, чтобы заставить твою мать забыть ее ненависть.
— Неловко, право... Видишь ли, моя спутница. Она... не могу вымолвить ее
имя...
— Будь мужчиной!
— Не сердись на меня, но ты ее знаешь.
— Кто же?
— Акэми.
(книга отсканирована для неПУТЬёвого сайта Вишнякова Андрея)
От удивления Мусаси замолк. «Хуже не придумать!» — решил он, но вовремя
спохватился, чтобы не высказаться вслух.
Конечно, Акэми не столь порочна, как ее мать, но была легкомысленной на
свой лад — птица с факелом в клюве, увлекаемая ветром. Мусаси знал историю с
Сэйдзюро и подозревал, что Акэми имела связь и с Кодзиро. Мусаси недоумевал,
какая неведомая сила толкнула Матахати в объятия Око, а потом ее дочери.
Матахати истолковал молчание Мусаси как проявление ревности.
— Ты сердишься? Я честно сказал, не прятать же Акэми от тебя.
— Наивный ты парень! Мне тебя жалко! С рождения на тебе это проклятие или
ты сам ищешь приключений? Я считал, что история с Око на всю жизнь послужит
тебе хорошим уроком.
Матахати рассказал, при каких обстоятельствах он встретил Акэми.
— Она, может; послана в наказание за то, что я бросил мать. Акэми, упав с
крутого склона, повредила ногу, и вот теперь...
— Вот вы где, господин, — сказала пожилая женщина на местном наречии.
Заложив руки за спину, она рассеянно, пустым взором уставилась на небо, словно
гадая, какая будет погода. — А больной с вами нет, — ровным голосом произнесла
она, не то спрашивая, не то выражая вслух увиденное.
— Акэми? Что-нибудь случилось? — покраснев, спросил Матахати.
— Ее нет в постели.
— Вы уверены?
— Недавно лежала, а теперь нет.
Шестое чувство подсказывало Мусаси, что произошло, но он только произнес:
— Надо взглянуть.
Постель была не убрана, а комната пуста. Матахати, тихо ругаясь, беспомощно
топтался по комнате.
— Ни пояса, ни денег! Все до последнего гребня и шпильки утащила.
Сумасшедшая девица! Почему она меня бросила так бессовестно!
Пожилая женщина стояла на пороге.
— Ужас! Может, и не полагается вмешиваться, но эта девушка не хворала.
Только притворялась, — произнесла она, ни к кому не обращаясь. — Пусть я
старуха, но меня не проведешь.
Матахати, выбежав на улицу, молча уставился на белую ленту дороги. Корова,
лежавшая под персиковым деревом на опавших и побуревших лепестках, замычала
протяжно и лениво.
— Матахати, не нужно, право, расстраиваться, — произнес Мусаси. — Помолимся,
чтобы она устроила свою жизнь и обрела покой.
Одинокая желтая бабочка, подгоняемая легким ветерком, скрылась за скалой.
— Я рад твоему обещанию, — продолжал Мусаси. — Не будем терять времени.
Пора тебе заняться своими делами.
|
|