— Мерзость? 
    — Лучше умереть в диком поле и стать добычей птиц. Никогда не Унижусь до 
того, чтобы коснуться еды заклятого врага! 
    Осуги стряхнула руки Мусаси со своей спины и ничком упала в траву. Мусаси, 
гадая, сможет ли старуха преодолеть упрямство, пытался переубедить ее, ласково 
говорил с нею, словно с матерью. 
    — Бабуленька, вы же знаете, что умирать рано. Вам надо еще долго жить. 
Неужели вам не хочется увидеть, как Матахати возьмется за ум? 
    Старуха оскалила зубы: 
    — Какое тебе дело до Матахати? Он без тебя обойдется! 
    — Разумеется. Вам надо поправиться, чтобы помогать ему добрыми советами. 1 
    — Лицемер! — взвизгнула старуха. — Не теряй даром времени. Хочешь лестью 
взять? Всегда буду ненавидеть тебя! 
    Мусаси понял, что каждое его слово старуха перетолкует на свой лад. Он 
отошел в сторону к большому камню, достал коробку и начал есть. Ему приготовили 
рисовые колобки со сладковатой бобовой пастой, обернутые в дубовые листья. 
Мусаси оставил половину. 
    Он услышал голоса. Оглянувшись, он увидел деревенскую женщину, 
разговаривающую с Осуги. На женщине были хакама, какие носят в Охаре, волосы 
ниспадали на плечи. 
    — У меня в доме больная. Ей полегче стало, но она поправится быстрее, если 
дать ей молока. Можно подоить вашу корову? — настойчивым тоном произнесла 
женщина. 
    Осуги вопросительно смотрела на незнакомку. 
    — В наших краях мало коров, — произнесла старуха. — Из коровы действительно 
можно надоить молока? 
    Женщины еще немного поговорили, и крестьянка стала доить корову в кувшин 
из-под сакэ. Наполнив кувшин, она поблагодарила Осуги. 
    — Постой! — позвала та, оглядываясь, чтобы проверить, не смотрит ли Мусаси 
за ней. — Дай мне немного. Глотков двух хватит. 
    Женщина удивленно наблюдала, как Осуги, вцепившись в кувшин, жадно припала 
к горлышку. Струйка молока стекала по дряблой шее. 
    Оторвавшись от кувшина, Осуги скорчила гримасу, словно ее вот-вот стошнит. 
    — Какая гадость это молоко! — воскликнула она. — Может, оно пойдет мне на 
пользу? Вкус противнее, чем у лекарства. 
    — А вам нездоровится? Вы тоже больны? 
    — Пустяк! Обыкновенная простуда, знобит немного. 
    Осуги легко поднялась, будто хворь рукой сняло, и, удостоверившись, что 
Мусаси не смотрит, произнесла шепотом, придвинувшись к крестьянке. 
    — Куда ведет эта дорога? 
    — Почти к Миидэре. 
    — Это в Оцу? А дорога в обход есть? 
    — А вам куда надо? 
    — Все равно. Лишь бы избавиться от этого негодяя. 
    — Если пройти под гору около километра, то окажетесь на тропинке, ведущей 
на север. Она выведет к месту между Сакамото и Оцу. 
    — Увидите мужчину, который меня ищет, ничего не говорите ему про меня. 
    Воровато озираясь, Осуги заковыляла прочь, как охромевший богомол. 
Деревенская женщина недоуменно смотрела ей вслед. 
    Мусаси вышел из-за камня. Он давился от смеха. 
    — Вы, верно, из этих мест? Ваш муж — крестьянин, дровосек или что-нибудь в 
этом роде? — спросил он у женщины. 
    Опасливо поглядывая на него, та ответила: 
    — Нет-нет, мы держим постоялый двор на перевале. 
    — Тем лучше. Не окажете ли мне любезность за плату? 
    — С удовольствием, но я должна вернуться домой, у нас там больная. 
    — Я мог бы отнести молоко вместо вас и подождать там. Согласны? Если вы 
сейчас отправитесь по моему делу, то обернетесь до темноты. 
    — Хорошо, я бы пошла, но... 
    — Не беспокойтесь! Я не злодей, каким представила меня старая женщина. Я 
хотел помочь ей. Теперь я не волнуюсь, потому что она в состоянии позаботиться 
о себе. Я напишу записку, и вы отнесете ее в дом господина Карасумару Мицухиро. 
Это в северной части Киото. 
    Достав дорожную тушечницу, Мусаси быстро заскользил кистью по бумаге. Ему 
не терпелось сообщить Оцу все, что он передумал за эти дни, залечивая раны в 
храме Мудодзи. Отдав письмо женщине, Мусаси сел на корову и двинулся в сторону 
постоялого двора, повторяя про себя написанное, представляя, как Оцу будет 
читать письмо. «А ведь я думал, что никогда больше не увижу ее, — пробормотал 
Мусаси, внезапно пробудившись к жизни. — Она была такой слабой, верно, и сейчас 
в постели, — думал Мусаси. — Получив письмо, она сразу же поднимется.и поспешит 
на встречу со мной. И Дзётаро тоже». 
    Мусаси не подгонял корову, и она неторопливо брела, пощипывая траву. Письмо 
Оцу было простым, но Мусаси оно нравилось. 
    «На мосту Ханада ждала ты, — писал он. — Теперь жду я. Я жив и здоров. Буду 
ждать тебя в Оцу, на мосту Кара в деревне Сэта. Нам нужно о многом поговорить». 

    Мусаси хотелось придать теплоты деловому тону письма. Он повторил его про 
себя, выделив слова «о многом поговорить», и послание показалось ему 
выразительным. 
    Добравшись до постоялого двора, Мусаси слез с коровы и, бережно держа