мягких полутонов и громо- 
    ладу. Вот и все. 
    ивнить лютню с человеком. Не стану утомлять тебя 
    ше прочту стихи Бо Цзюйи, в которых он описыва- 
    Ты их, конечно, знаешь. 
    гнув бровь, начала декламировать низким голосом. 
    ечитатив. 
    толстая струна грохочет как дождь, 
    тонкие струны нашептывают секрет. 
    Шепот и шум дождя слились, 
    мешались, как крупные и мелкие жемчужины 
    нефритовом блюде. слышен сладкий голос иволги, 
    ывшейся в цветах. 
     
    (С этого места уже нормальный текст)
     
    Журчит ручей в песчаных берегах, 
    И лопнула струна от струй его холодных. 
    Звук полетел, замирая, 
    В обитель печали и слез. 
    Безмолвие красноречивее звуков. 
    Треснула серебряная ваза. 
    Хлынула ледяная струя. 
    Помчались кони боевые, 
    Со звоном скрестились мечи. 
    Вздохнули четыре струны, 
    Как разрываемый шелк. 
    — Всего четыре струны способны выразить множество чувств. В детстве лютня 
удивляла меня этим волшебством. Я разбила лютню, чтобы посмотреть, что у нее 
внутри. Потом я попыталась сама сделать лютню. После нескольких попыток я 
поняла ее секрет. Он заключен в ее сердце. 
    Ёсино принесла лютню из соседней комнаты. 
    — Взглянув на ее сердце, ты поймешь, почему она рождает невероятное 
разнообразие звуков. 
    Взяв острый нож, Ёсино ловко поддела им заднюю деку инструмента. Несколько 
точных движений, и лютня раскрыта. Мусаси почудилось, словно из нее вот-вот 
хлынет кровь. Он ощутил боль, будто лезвие полоснуло и его. Отложив нож за 
спину, Ёсино приподняла лютню, показывая Мусаси ее внутренность. 
    Глядя на точные удары, которые наносила эта сильная тонкая рука, Мусаси 
подумал, не склонна ли Ёсино к жестокости. Он и сейчас слышал жалобный стон 
дерева. 
    — Видишь, у лютни внутри ничего нет, — продолжала она. — Многообразие 
звуков исходит от деревянной крестовины в середине — это сердце лютни. Будь 
крестовина совершенно прямой и неподвижной, звучание оказалось бы 
невыразительным и монотонным. Детали крестовины изогнуты и скреплены намертво, 
поэтому они вибрируют. Словом, звуковое богатство лютни происходит от известной 
свободы движения деревянных вибраторов. Это свойство лютни относится и к людям. 
Нужно быть гибкими. Дух должен витать свободно. Бесчувственный холодный человек 
скован и угнетен. 
    Мусаси смотрел на лютню. Губы его были упрямо сжаты. 
    — Кажется, нет ничего проще, — продолжала Ёсино, — но люди закрепощены в 
себе. Легким движением пальцев я заставляю струны звучать как мечи, копья и 
гром, ведь у лютни есть сердце, в котором переплетены жесткость и гибкость. А в 
тебе я не вижу гибкости, одна несокрушимая твердость. Будь вибратор лютни таким 
же жестким, дека раскололась бы от первого удара по струнам. Вероятно, я беру 
слишком много на себя, но хочу оградить тебя от лишних неприятностей. Я не 
шутила. Понимаешь, о чем я говорю? 
    Вдали прокричал петух. Сквозь щели ставней сверкнули лучи солнца. Мусаси 
молча смотрел на растерзанную лютню. Он не слышал крика петуха, не видел солнца.
 
    — Вот и утро! — воскликнула Ёсино. Она словно сожалела о том, что ночь 
миновала. Она протянула руку, чтобы подбросить веток в огонь, не заметив, что 
дров больше не осталось. 
    Послышался скрип ворот, щебетание птиц — обычные звуки утра. Ёсино не 
собиралась открывать ставни. Огонь в очаге погас, но кровь ее не остыла. 
Девочки-служанки знали, что хозяйку нельзя беспокоить, пока она их не позовет. 
     
    ВЕСЕННИЕ ХВОРИ 
     
    Через два дня снег растаял, потеплело и на деревьях лопнули почки. Солнце 
припекало так, что было жарко и в одежде из хлопка. 
    Перед домом князя Карасумару стоял забрызганный грязью молодой монах секты 
Дзэн, тщетно пытавшийся дозваться до кого-нибудь из слуг. Зайдя с тыльной 
стороны дома, он заглянул в комнаты прислуги. 
    — В чем дело? — спросил Дзётаро. 
    Монах отпрянул от сёдзи. Он не ожидал увидеть лохматое пугало в усадьбе 
придворного. 
    — Если за подаянием, то иди на кухню, — продолжал Дзётаро. 
    — Я пришел не за милостыней, — возразил монах, доставая из-за пазухи 
шкатулку для писем. — Я из храма Нансодзи в провинции Идзуми. Письмо для