будешь здесь или там. Пошлю за тобой, если задержишься. Надеюсь, уговор не 
будет нарушен? 
    Мусаси уже скрылся за воротами. Он оказался в другом мире. Сама природа, 
казалось, уложила неровные каменные плиты садовой дорожки. Ее обрамлял бамбук — 
пучки карликового, похожего на папоротник, и длинные, тонкие побеги другого 
вида бамбука, не толще кисти для рисования. Мусаси шел по дорожке, и ему 
казалось, что крыша дома надвигается на него. Открылся вид на главный вход, 
маленький флигель и садовый павильон, хранившие печать старины и бережно 
хранимых традиций. Высокие сосны стояли на страже покоя и великолепия усадьбы. 
    Мусаси услышал голоса и глуховатые удары — играли в кожаный мяч. Эти звуки, 
часто доносившиеся из-за высоких стен, окружающих усадьбу знати, Мусаси не 
ожидал услышать в доме торговца. 
    Слуга провел Мусаси в комнату, выходившую в сад. Подали чай и сладости. 
Один из слуг сообщил, что хозяин скоро придет. Мусаси удивился, что в доме 
торговца такие вышколенные слуги. 
    Сидевший в комнате Коэцу поежился. 
    — Солнце село, и сразу похолодало, — заметил Коэцу. 
    Он хотел задвинуть сёдзи, но ничего не сказал слуге, потому что Мусаси 
любовался цветущими сливовыми деревьями. Коэцу безуспешно попытался погрузиться 
в любование природой. 
    — Над горой Хиэй собираются тучи. Северный ветер нагнал. Не холодно, 
Мусаси? 
    — Ничуть, — простодушно отозвался тот, не замечая намека. 
    Слуга принес светильник, и Коэцу воспользовался удобным поводом, чтобы 
задвинуть сёдзи. Мусаси погружался в умиротворенную и приветливую атмосферу 
дома. Из дальних комнат неслись веселые голоса и смех, вокруг царила 
искренность и непринужденность. В доме, похоже, чуждались даже намека на 
вычурность. Мусаси показалось, будто он сидит в гостиной просторного 
деревенского дома. 
    Вошел Хайя Сёю. 
    — Прошу меня простить, что заставил вас ждать, — громко произнес он. 
Звонкий молодой голос звучал особенно громко на фоне тихой и мягкой речи Коэцу. 
Хайя Сею был лет на десять старше друга, но гораздо живее. Коэцу представил 
хозяину Мусаси. 
    — Племянник Мацуо Канамэ? Прекрасно его знаю! 
    Мусаси решил, что Сёю знаком с его дядей через дом Коноэ, удивившись в душе 
тесному переплетению интересов богатых купцов и придворной аристократии. 
    Легкий на подъем старый купец скомандовал: 
    — Пора в путь! Собрался выйти засветло, чтобы немного прогуляться, однако 
уже стемнело. Придется нанять паланкин. Молодой человек с нами? 
    Прибыли носильщики с паланкином. Впереди понесли Коэцу и Сёю, следом Мусаси,
 который впервые в жизни оказался в паланкине. Около конюшен Янаги носильщики, 
от которых валил пар, замедлили шаг. 
    — Холодно! — пожаловался один. 
    — Ветер пронизывает насквозь! 
    — Весна называется! 
    Фонари раскачивались в такт шагов, огонек мерцал, порой едва не угасая. 
Сгустились черные тучи, предвещая студеную ночь. Вскоре взору Мусаси открылась 
сверкающая картина оживленного района, огоньки которого казались ему множеством 
светлячков, кружащихся в ночной мгле. 
    — Мусаси! — позвал Коэцу. — Мы устремляемся в самую гущу огней. Неплохо 
ворваться в них с налета! 
    Коэцу рассказал, что раньше веселый квартал находился на улице Нидзё рядом 
с дворцом, но три года назад градоначальник Итакура Кацусигэ приказал выдворить 
куртизанок из центра, поскольку шум, вульгарная музыка и фривольные песни 
нарушали покой жителей окружающих домов. Но квартал, переселенный на пустырь в 
Янаги, быстро освоился на новом месте. Здесь, по словам Коэцу, зарождалось все, 
что потом становилось модным в Киото. 
    — Можно сказать, что квартал Янаги-мати создал всю современную культуру. — 
Коэцу на минуту умолк, прислушиваясь. — Ты слышишь звуки струн и пение? 
    Такой музыки Мусаси прежде не слышал. 
    — Это сямисэн. Он произошел от трехструнного инструмента с островов Рюкю. 
Под сямисэн здесь сочиняют множество песен, которые потом расходятся по всей 
стране. Как видишь, здесь не просто увеселительное место, поэтому здесь следует 
держаться пристойно, хотя обитательницы Янаги-мати ведут своеобразный Образ 
жизни. 
    Носильщики свернули на боковую улицу. Огни бесчисленных фонарей, 
развешенных на ветках ив, отражались в глазах Мусаси. Квартал, перенесенный на 
новое место, сохранил старое название «Янагимати» — «Квартал Ив». Ива давно 
стала символом веселого квартала. 
    Коэцу и Сёю пользовались известностью в заведении, куда прибыли гости. Их 
приветствовали почтительно, хотя и с оттенком принятой здесь игривости. В таких 
домах завсегдатаям присваивают шутливые имена, что было непременной частью 
развлечений. Коэцу называли Мидзуоти-сама — «господин Ниспадающий Ручей», в 
честь ручья в его усадьбе, а Сёю звали Фунабаси-сама — «господин Навесной Мост»,
 из-за моста рядом с его домом. 
    Стань Мусаси частым гостем, и он бы получил прозвище, вот только у него не 
было постоянного дома, с которым можно было бы связать новое имя. Хозяин 
заведения, в котором они находились, был известен как Хоясия Ёдзибэй, хотя его 
чаще называли Огия, по имени заведения. Оно и «Кикёя» были лучшими в Янаги-мати.