— Что мне теперь делать? — стонал монах, поднимая провалившиеся глаза к 
потолку. 
    Он был одет в дешевое поношенное кимоно и черное облачение, обозначавшее 
его принадлежность к последователям Пу Хуа — китайского наставника Дзэн. 
Имущество монаха состояло, по-видимому, из тростниковой циновки, на которой он 
сейчас сидел. Ее он повсюду носил с собой, и она служила ему и постелью, и 
занавеской, и крышей в непогоду. 
    — Словами не вернешь былого, — продолжал монах. — Почему я поступил так 
опрометчиво? Думал, что знаю жизнь. Я же ничего не знал, воспользовался своим 
положением. Повел себя бесстыдно по отношению к женщине. Неудивительно, что 
боги покинули меня. Есть ли что-нибудь более унизительное? 
    Монах опустил голову, словно извиняясь перед кем-то. 
    — Я не думаю о себе. Теперешнее существование меня устраивает. Справедливо, 
что я должен каяться и выживать своими силами. Но как я поступил с Дзётаро! По 
моей вине он страдает больше меня. Служи я у князя Икэды, сын был бы 
наследником самурая с доходом в тысячу коку риса, но из-за моей глупости 
мальчик теперь никто. Самое страшное, что, повзрослев, он узнает правду об отце.
 
    Некоторое время монах сидел неподвижно, закрыв лицо, затем резко поднялся. 
    — Хватит оплакивать самого себя! Взошла луна, пройдусь по полю, чтобы 
стряхнуть печаль и призраки былого. 
    Взяв флейту, монах согбенно вышел из дома. Матахати заметил щетку усов под 
уныло опущенным носом монаха. 
    «Странный человек, — подумал Матахати. — Еще не старый, но еле держится на 
ногах». 
    Ему показалось, что монах слегка не в себе. Матахати даже почувствовал 
легкую жалость к несчастному. 
    Огонь, раздуваемый вечерним ветром, из разбитого очага перекинулся на пол, 
и доски начали тлеть. Матахати вошел в комнату и плеснул на огонь воду из 
кувшина, отметив про себя беспечность монаха. 
    Матахати не слишком огорчился бы, сгори дотла этот старый, заброшенный дом. 
А если бы на его месте стоял древний храм эпохи Асу-ци или Камакуры? 
Негодование охватило Матахати. «Из-за таких вот людей часто гибнут древние 
храмы в Наре и на горе Коя, — подумал он. — Полусумасшедшие монахи не имеют ни 
семьи, ни имущества. Совсем не соображают, как опасен огонь. Готовы запалить 
костер в главном зале старого монастыря под самыми фресками, чтобы согреть 
    свои хилые мощи». 
    — А вот что-то поинтереснее, — пробормотал Матахати, обращая взгляд на 
нишу-токонома. Его привлекли не следы изысканного убранства или черепки 
драгоценной вазы. В нише стоял черный металлический котелок и кувшинчик для 
сакэ с обломанным носиком. В котелке оказались остатки риса, а в кувшине 
приятно забулькало, когда Матахати встряхнул его. Матахати расплылся в улыбке и 
поблагодарил судьбу, совершенно забывая, как это случается с голодными людьми, 
кто берет чужое. 
    Двумя большими глотками Матахати опустошил кувшинчик, съел рис и довольно 
похлопал себя по животу. Он присел у очага и вскоре задремал, но пришел в себя 
от жужжания насекомых, напоминавшего шум дождя. Оно доносилось не только с 
темного поля, снаружи дома, но и со стен, потолка и драных татами. 
    Засыпая, Матахати вдруг вспомнил об узелке, который он снял с погибшего 
самурая. Он тут же проснулся и развязал грязный кусок шелка, выкрашенного 
красителем из дерева сапан в темно-красный цвет. Матахати обнаружил пару 
чистого накрахмаленного белья и другие дорожные мелочи. Развернув белье, он 
увидел аккуратно завернутый в промасленную бумагу предмет, похожий по форме и 
размеру на свиток. Был еще и кошелек из пурпурной кожи, который с глухим стуком 
выпал на пол из складок белья. Руки Матахати затряслись от страха,, когда в 
кошельке он увидел изрядное количество серебра и золота. «Это не мои, а чужие 
деньги!» — напомнил он себе. 
    В промасленной бумаге был свиток на спице из китайской айвы, отороченный 
парчовой каймой. Матахати сразу же сообразил, что свиток содержит важный секрет,
 и осторожно развернул его. Свиток гласил: 
     
    СВИДЕТЕЛЬСТВО 
     
    Клятвенно свидетельствую, что передал Сасаки Кодзиро нижеследующие семь 
сокровенных способов фехтования школы Тюдзё: 
    Явные: стиль молнии, стиль колеса, закругленный стиль, стиль плывущей лодки.
 
    Скрытые: Алмаз, Назидание, Бесконечное. 
    Выдано в деревне Дзёкёдзи уезда Усака Дэмэснэ провинции Этидзэн такого-то 
дня и месяца. 
    Канэмаки Дзисай, ученик Тоды Сэйгэна. 
    На листе, приложенном, видимо, позднее, Матахати прочел стихи: 
    Луна освещает Воду, которой нет 
    В невырытом колодце, 
    Рождая человека, 
    Без формы, без тени. 
    Матахати понял, что держит в руках диплом, выданный ученику, усвоившему все,
 что преподал его учитель, но имя Канэмаки Дзисай ничего не говорило Матахати. 
Он знал Ито Ягоро, который, приняв имя Иттосай, создал знаменитый и очень 
популярный стиль фехтования. Матахати не ведал, что Дзисай был учителем Ито. Не