Молодые чувства, которые неотразимые чары Акэми пробудили в иссохшей плоти 
Тандзаэмона, неумолимо напомнили ему о его годах. Ночью, когда он с 
состраданием смотрел на гостью, метавшуюся во сне, в его сердце звучало 
предупреждение: 
    — Безумный глупец! До сих пор ничему не научился! Хотя я в монашьем 
облачении и играю на сякухати, как положено нищему, я по-прежнему далек от 
достижения совершенного просветления. Обрету ли я мудрость, которая освободит 
меня от ига бренного тела? 
    Он долго поносил себя, затем закрыл глаза и попытался заснуть, но 
безуспешно. 
    Рассвело, и Тандзаэмон дал себе клятву: 
    — Я должен! Отброшу все греховные мысли! 
    Акэми была очаровательной девушкой. Она столько пережила. Он должен ее 
утешить, показать ей, что не все мужчины на свете являют собой похотливых 
демонов. 
    Он думал, какой подарок принести Акэми вечером. Желание хотя бы немного 
порадовать Акэми поддержит его, пока он будет собирать милостыню. Других 
помыслов у Тандзаэмона не было. 
    Когда монах взял себя в руки, он вдруг услышал шум крыльев над скалой. 
Мелькнула тень огромного сокола, и Тандзаэмон увидел, как пестрое перышко 
маленькой птахи медленно слетает с дуба, росшего посреди голой рощи, на вершине 
скалы. Зажав птичку в когтях, сокол взмыл ввысь, мелькнув светлым подкрылком. 
    — Удача! — произнес неподалеку голос. 
    Послышался посвист сокольничего. Через минуту Тандзаэмон увидел двух 
человек в охотничьих костюмах, спускавшихся с холма позади храма Эннэндзи. 
Сокол сидел на левой руке одного из мужчин, у которого на левом боку висела 
ловчая сеть, а на правом — два меча. За ним бежала коричневая охотничья собака. 

    Кодзиро остановился, оглядываясь по сторонам. 
    — Где-то здесь, — проговорил он. — Моя обезьянка повздорила с собакой, и та 
цапнула ее за хвост. Обезьянка убежала и пропала. Может, на дереве спряталась. 
    Сэйдзюро, не скрывая раздражения, сел на камень. — Ну, а с какой стати ей 
торчать в одном месте? У нее четыре лапы. Не понимаю, зачем обезьяна на 
соколиной охоте. Кодзиро присел на корень дерева. 
    — Она сама увязывается за мной. Я к ней очень привык. Мне без нее грустно. 
    — Всегда считал, что лишь женщины и бездельники любят обезьянок и комнатных 
собачек. Невообразимо, что молодой воин может питать привязанность к обезьяне. 
    Сэйдзюро видел Кодзиро в деле на дамбе в Кэме и отдавал должное его умению 
владеть мечом, но находил его привычки ребячьими. Сэйдзюро прожил несколько 
дней в одном доме с Кодзиро и убедился, что зрелость приходит только с 
возрастом. Он не мог заставить себя уважать Кодзиро, зато чувствовал себя 
непринужденно в обществе юного гостя. 
    — Все потому, что я молод. Скоро я научусь любить женщин и забуду про 
обезьянку, — рассмеялся Кодзиро. 
    Юноша оживленно болтал, а Сэйдзюро все больше мрачнел. В его глазах застыла 
тревога, придававшая ему сходство с соколом, сидевшим у него на руке. 
Неожиданно Сэйдзюро раздраженно воскликнул: 
    — Что еще за нищий монах? Глазеет на нас с тех пор, как мы сюда пришли. 
    Сэйдзюро подозрительно смотрел на Тандзаэмона, и Кодзиро обернулся. 
    Тандзаэмон поковылял прочь. Сэйдзюро резко поднялся. 
    — Кодзиро, я собираюсь домой, — сказал он. — Не время для охоты. Сегодня 
уже двадцать девятый день последнего месяца. 
    Кодзиро рассмеялся с едва заметным оттенком презрения. 
    — Мы пришли поохотиться, не так ли? Добыли горлицу и пару дроздов. Надо 
забраться повыше в горы. 
    — Нет. Настроения нет. Если я не в духе, то и сокол не летит. Пошли домой и 
потренируемся. Тренировка — вот что мне нужно сейчас, — добавил Сэйдзюро. 
    — Хорошо, пойдем, раз так. 
    Кодзиро шагал рядом с Сэйдзюро, но выглядел расстроенным. 
    — Напрасно я позвал тебя. - Куда? 
    — На охоту вчера и сегодня. 
    — Не беспокойся. Я знаю, что ты не нарочно. Приближается конец года и 
решающий поединок с Мусаси. 
    — Я думал, тебе будет полезно поохотиться. Отвлечешься, и настроение 
улучшится. По-моему, ты не из тех, кто сам себе создает хорошее настроение. 
    — Н-да. Чем больше я слышу о Мусаси, тем настойчивее мысль, что 
    нельзя недооценивать его. 
    — Следовательно нужно избегать волнения и паники. Ты должен 
    держаться хладнокровно. 
    — Я не паникую. Не пренебрегать врагом — первое правило военного искусства. 
Ничего странного, что я хочу побольше потренироваться перед поединком. Если 
проиграю, по крайней мере, буду знать, что сделал все от меня зависящее. Если 
противник сильнее... 
    Ценя откровенность Сэйдзюро, Кодзиро угадывал в нем малодушие, которое 
помешает Сэйдзюро отстоять репутацию школы Ёсиоки. Кодзиро жалел, что у 
Сэйдзюро не хватало воли следовать заветам отца и серьезно руководить школой. 
Ему казалось, что младший брат Дэнситиро обладал более решительным нравом, но 
был неисправимым повесой. Дэнситиро владел мечом лучше брата, однако его не 
волновала фамильная честь Ёсиоки. Кодзиро хотел, чтобы Сэйдзюро не думал только 
о поединке с Мусаси, считая, что это лучший способ подготовиться. Он не решался