впервые видел это оружие. Он специально приехал сюда, чтобы увидеть шестопер, 
считая, что изучающему боевое искусство необходимо знать все виды оружия. Глаза 
Мусаси загорелись. Хозяйка — лет тридцати, весьма привлекательной наружности, — 
отложив деревянную колотушку, ушла на жилую половину. Мусаси подумал, что она 
принесет чай, но женщина, сев на циновку, стала кормить грудью спящего младенца.
 
    — Вы, верно, один из тех молодых самураев, приезжающих сюда, чтобы получить 
кровавый урок от моего мужа. Если так, вам повезло. Он в отъезде, так что 
останетесь в живых, — сказала она Мусаси. 
    Женщина звонко рассмеялась, а Мусаси нахмурился от досады. Он забрался в 
эту глухомань не для того, чтобы выслушивать насмешки женщины. Жены любят 
превозносить мужей, не зная меры. Жена кузнеца была хуже остальных, почитая 
мужа величайшим человеком на земле. 
    — Жаль, что вашего мужа нет. Куда он уехал? — не выдавая раздражения, 
спросил Мусаси. 
    — В дом Аракиды. 
    — Где это? 
    — Ха-ха! Оказались в Исэ и не знаете семейства Аракиды? Ребенок 
закапризничал, и она, забыв про гостей, стала его укачивать, напевая 
колыбельную на местном диалекте: 
    Спи-усни, спи-усни! 
    Спящий дитятко пригож, 
    Плачут только неслухи, 
    Будят маму бедную. 
    Мусаси хотел подробнее узнать об оружии кузнеца, рассмотреть его поближе. 
    — Этим оружием мастерски владеет ваш муж? — спросил он. Женщина 
утвердительно хмыкнула. Мусаси попросил разрешения подержать шестопер, и она 
кивнула в ответ. Мусаси снял один с крючка. 
    — Так вот какой он, — пробормотал Мусаси. — Говорят, его теперь часто 
применяют. 
    Оружие представляло собой железную палку длиной сантиметров в сорок пять 
(удобно носить за поясом) с кольцом на конце, к которому приклепывалась длинная 
цепь с железным шаром, достаточно тяжелым, чтобы проломить человеку голову. В 
глубоком пазу на железной палке было складное лезвие, тыльная сторона которого 
едва выступала наружу. Мусаси ногтями потянул за лезвие, и оно, с щелчком 
выскочив из паза, встало вертикально к ручке. Лезвие имело форму серпа. Этим 
оружием легко снести голову. 
    — Держать, вероятно, надо так, — проговорил Мусаси, беря в левую руку серп, 
а в правую цепь. Представив перед собой противника, Мусаси принял боевую стойку 
и мысленно привел оружие в движение. 
    Женщина, на минуту отвлекшись от ребенка, наблюдала за Мусаси. 
    — Ничего подобного! Неправильно! — заметила она. Запахнув кимоно на груди, 
она подошла к Мусаси. 
    — Будешь так неуклюже держать, любой зарубит тебя мечом. Вот так надо! 
    Она вырвала шестопер из рук Мусаси и показала правильное положение оружия. 
Мусаси удивленно смотрел на женщину в боевой стойке с ужасающим оружием в руках.
 От изумления он раскрыл рот. Когда она кормила ребенка, в ней было что-то 
животное, но сейчас, в боевой стойке, женщина выглядела величественной, гордой 
и необычайно красивой. На сине-черном лезвии серпа, поблескивавшем, как спинка 
макрели, Мусаси увидел клеймо: «Стиль Сисидо Яэгаки». 
    Стремительно показав, как держать оружие, женщина быстро сложила лезвие и 
повесила шестопер на стенку. — Вот так, — сказала она. 
    Мусаси очень хотелось, чтобы она повторила прием, но хозяйка не была 
расположена демонстрировать боевые навыки. Освободив стол, на котором лежал 
войлок, она принялась мыть посуду и что-то готовить. 
    «Если жена такая мастерица, то муж ее чего-нибудь да стоит!» — размышлял 
Мусаси. 
    Ему до боли захотелось увидеть Байкэна, и он тихо спросил извозчика о 
семействе Аракиды. Разморенный теплом спутник Мусаси пробормотал в ответ, что 
оно охраняет храм Исэ. 
    «В таком случае, — подумал Мусаси, — их не трудно найти». Решив заняться 
поисками завтра, он улегся у огня и заснул. 
    Рано утром, когда подмастерье открыл дверь кузницы, Мусаси поднялся и 
попросил извозчика довезти его до Ямады, селения, ближайшего к храму Исэ. 
Погонщик, накануне получивший плату, немедленно согласился. 
    К вечеру они выехали на большую обсаженную деревьями дорогу, ведущую к 
храму. Харчевни были необычайно пустынными даже для зимы. Путники встречались 
редко, дорога была разбитой. Деревья, поваленные осенними бурями, лежали 
неубранными. 
    Из постоялого двора в Ямаде Мусаси отправил посыльного в дом Аракиды с 
поручением узнать, там ли Сисидо Байкэн. Ответ гласил, что произошла, верно, 
ошибка, и никакого Байкэна у них нет. Раздосадованный Мусаси вдруг заметил, что 
нога за ночь еще сильнее распухла. Мусаси охватила тревога, потому что до 
встречи в Киото остались считанные дни. В вызове, посланном в школу Ёсиоки из 
Нагой, он предложил им на выбор любой день в первую неделю Нового года. Мусаси 
не мог отказаться от поединка, сославшись на больную ногу. Он обещал 
встретиться с Матахати на мосту на улице Годзё. 
    Следующий день Мусаси лечил ногу всеми известными ему средствами. Он парил 
ее в сыворотке от перебродивших бобов, но опухоль увеличилась. Мусаси мутило от 
запаха сыворотки. Колдуя над ногой, Мусаси ругал себя за глупое решение