сама, какое заманчивое предложение. 
    — Я-то согласна, но... 
    — Никаких возражений! Решено! Мы оба останемся у вас. 
    В комнате было темно. Тодзи положил руку на плечо Око. В это время в задней 
комнате раздался какой-то шум. 
    — Что это? — спросил Тодзи. — У тебя другие гости? Око молча кивнула и 
прошептала на ухо Тодзи: 
    — Потом расскажу. 
    Как ни в чем не бывало они вернулись в комнату для гостей, где нашли крепко 
спящего Сэйдзюро. 
    Тодзи проскользнул в соседнюю комнату и улегся в постель. Постукивая 
пальцами по татами, он ждал Око. Она не появлялась. Веки Тодзи отяжелели, и он 
заснул. Проснулся он поздно утром следующего дня в полном недоумении от 
случившегося. 
    Сэйдзюро сидел в комнате, выходящей на реку, и пил сакэ. Око и Акэми 
держались радостно и приветливо, словно забыв про вчерашний вечер. Мать и дочь 
о чем-то уговаривали Сэйдзюро. 
    — Так вы берете нас с собой? 
    — Хорошо! Соберите закусок и сакэ не забудьте! 
    Речь шла о представлении Окуни Кабуки, которое устраивалось на берегу реки 
на улице Сидзё. Спектакль с музыкой, танцами и декламацией пользовался в городе 
невероятным успехом. Его придумала жрица по имени Окуни из храма Идзумо, и у 
представления объявилось множество подражателей. В оживленных кварталах вдоль 
реки появились балаганы, на подмостках которых исполнительницы соревновались в 
привлечении зрителей. Они для разнообразия включали в представления песни и 
танцы разных провинций. Актрисы, прежде зарабатывавшие в веселых кварталах, 
сейчас были желанными гостями в лучших домах столицы. Многие женщины выступали 
под мужскими именами, в мужских костюмах, разыгрывая захватывающие боевые сцены,
 демонстрируя воинские доблести. 
    Сэйдзюро смотрел на реку через раздвинутые сёдзи. Под маленьким мостом на 
улице Сандзё женщины полоскали белье, а по мосту взад-вперед проезжали мужчины 
верхом на лошадях. 
    — Они еще не готовы? — с раздражением спросил Сэйдзюро. Наступил полдень. 
Сэйдзюро уже не хотел смотреть представление, маясь от похмелья и ожидания. 
    Тодзи, все еще переживая вчерашнюю оплошность, был непривычно тих. 
    — С женщинами неплохо прогуляться, — ворчал он, — но когда все уже готовы к 
выходу, они вдруг заявляют, что у них прически не в порядке, а пояс-оби повязан 
косо. Кого угодно выведут из терпения! 
    Сэйдзюро вспомнил про свою школу. Ему чудились удары деревянных мечей и 
треск скрещенных копий. Что говорят ученики о его отсутствии? А младший брат 
Дэнситиро, конечно, неодобрительно прищелкивает языком. 
    — Тодзи, — сказал Сэйдзюро. — Я вообще-то не хочу с ними смотреть Кабуки. 
Пошли домой! 
    — Но ты обещал. 
    — Да, но... 
    — Они вне себя от счастья. Они не простят, если мы откажемся. Пойду 
потороплю их! 
    Пройдя по коридору и заглянув в комнату хозяек, Тодзи с изумлением 
обнаружил только разбросанные повсюду вещи. Женщин нигде не было. 
    — Куда они подевались? — вымолвил Тодзи. 
    Их не оказалось и в соседней комнате. Рядом была небольшая каморка, темная 
и затхлая, наполненная запахом старого постельного белья. Тодзи отодвинул 
фусума и отпрянул от злобного рыка: 
    — Кто там? 
    Тодзи заглянул в щелку. Пол каморки покрыт драными циновками, ее обстановка 
отличалась от нарядных комнат, как ночь ото дня. На полу валялся немытый и 
нечесаный самурай с небрежно перекинутым через живот мечом. По одежде и 
физиономии в нем безошибочно можно было узнать ронина, каких немало болталось 
без дела по улицам и переулкам столицы. Взгляд Тодзи уперся в грязные пятки 
лежавшего. Самурай был пьян и не пытался подняться. 
    — Простите меня, я не знал, что здесь гость, — сказал Тодзи. 
    — Я не гость! — прокричал самурай в потолок. От него несло перегаром. Тодзи,
 не имея понятия о незнакомце, не хотел с ним связываться. 
    — Простите за беспокойство, — быстро проговорил Тодзи и пошел прочь. 
    — Стой! — грубо окликнул лежавший, чуть приподнимаясь. — Задвинь фусума! 
    Озадаченный Тодзи повиновался. Вдруг как из-под земли в каморке выросла Око.
 Она явно хотела быть сегодня неотразимой и разыгрывала из себя светскую даму. 
    — Почему ты сердишься? — засюсюкала она, обращаясь к Матахати, словно к 
ребенку. 
    Появилась и Акэми. 
    — Не хочешь поехать с нами? — предложила она. 
    — Куда еще? 
    — На представление Окуни Кабуки. Матахати презрительно скривил рот. 
    — Мужу не пристало появляться в одной компании с малым, который волочится 
за его женой, — с горечью ответил он. 
    Око словно окатили холодной водой. Глаза ее вспыхнули гневом 
    — О чем болтаешь? Хочешь сказать, что между мной и Тодзи что то есть? 
    — Кто говорит, что между вами что-то есть? 
    — Именно это ты сейчас и сказал. Матахати не ответил. 
    — И ты называешь себя мужчиной!