«Выходит, я никчемный?» — сокрушался Мусаси. Самоучкой овладев фехтованием, 
он не имел возможности в полной мере оценить свои силы, поэтому неизбежно 
сомневался в своей способности когда-нибудь постичь силу, которую излучал 
старец. 
    Никкан сказал, что Мусаси слишком силен и ему надо поубавить силу. Мусаси в 
который раз возвращался к этим словам, пытаясь вникнуть в их смысл. Разве сила 
— не главное качество воина? Ведь она определяет превосходство одного воина над 
другим? Почему Никкан говорит о силе как о недостатке? 
    «Может быть, — думал Мусаси, — старый негодник смеялся надо мной? Сыграл на 
моей молодости, говоря загадками, чтобы сбить меня с толку и позабавиться? 
После моего ухода, верно, долго смеялся надо мной». 
    В такие минуты Мусаси сомневался, стоило ли ему читать книги в замке 
Химэдзи. До обращения к книгам он не затруднял себя размышлениями над 
непонятными явлениями, но теперь его ум привык добираться до сути каждого 
предмета. Прежде он действовал по наитию. Теперь ему необходимо было 
разобраться в мельчайших деталях. Так он подходил и к фехтованию, и к человеку, 
и к людям. 
    Прежний сорвиголова в Мусаси был укрощен. Никкан, однако, сказал, что он 
все еще «слишком силен». Мусаси предположил, что монах имел в виду не 
физическую силу, а свирепый боевой дух, которым Мусаси был наделен от рождения. 
Действительно ли старый монах уловил в нем этот дух или строил догадки? 
    «Книжные знания не нужны воину, — рассуждал Мусаси. — Если , человек 
придает большое значение мнению и поступкам других, он всегда опаздывает с 
действием. Если Никкан на мгновение закроет глаза и сделает неверный шаг, то 
развалится на куски». 
    Размышления Мусаси прервали шаги по лестнице. Появилась служанка, а за ней 
дочерна загоревший Дзётаро. Вихры мальчишки густо припудрила дорожная пыль. 
Мусаси искренне обрадовался появлению маленького друга и встретил его с 
распростертыми объятиями. Дзётаро плюхнулся на татами и вытянул грязные ноги. — 
Очень устал! — вздохнул он. 
    — Долго искал? 
    -- Весь город обегал! Думал, не найду. 
    — А в храме Ходзоин спрашивал? 
    — Там мне ответили, что ничего о вас не знают. 
    — Странно. — Глаза Мусаси сузились. — И это после того, как я попросил их 
направить тебя в окрестности пруда Сарусава! Рад, что ты отыскал меня. 
    — Вот ответ из школы Ёсиоки. 
    Мальчик протянул Мусаси бамбуковый пенал. 
    — Я не смог найти Хонъидэна Матахати, но попросил его домашних передать ему 
ваше послание. 
    — Прекрасно! А теперь марш отмываться! Тебя покормят внизу. 
    Мусаси вынул письмо из пенала. В письме сообщалось, что Сэйдзюро готов 
провести с ним «второй поединок». Если Мусаси не появится в означенный срок, 
его отсутствие будет означать малодушие. В этом случае Сэйдзюро позаботится о 
том, чтобы сделать Мусаси посмешищем на весь Киото. 
    Бахвальство было нацарапано неумелой рукой, писал, скорее всего, не 
Сэйдзюро, а кто-то из его подчиненных. 
    Мусаси разорвал и сжег письмо. Пепел полетел по комнате, как черные бабочки.
 
    Сэйдзюро писал о поединке, но было очевидно, что подразумевается гораздо 
большее. Бой не на жизнь, а на смерть. Кто из соперников превратится на 
следующий год в прах по воле этого оскорбительного письма? 
    Для Мусаси было естественно, что воин живет одним днем, не зная утром, 
увидит ли вечернюю зарю. Мысль о возможной гибели, однако, тревожила его. Так 
много хотелось сделать. Прежде всего Мусаси жаждал стать великим мастером меча. 
К тому же он чувствовал, что не сделал многого, что положено обычному человеку 
в жизни. В нем горело молодое тщеславие — он мечтал иметь многочисленных слуг, 
которые вели бы его коня, несли бы ловчих птиц, как заведено у Бокудэна или 
Коидзуми, князя Исэ. Хотелось иметь хороший дом, любящую жену и верных слуг, 
быть заботливым хозяином, наслаждаться теплом и довольством семейной жизни. А 
до того, как он остепенится, ему в глубине души хотелось испытать страстную 
любовь. Мусаси, естественно, не знал женщин, поскольку был поглощен «Бусидо». 
Некоторое женщины, которых он видел на улицах Киото и Нары, волновали его 
воображение. Он не просто любовался их красотой, но и ощущал возбуждение плоти. 

    Мусаси вспомнил Оцу. Время отодвинуло ее далеко в прошлое, но он 
по-прежнему испытывал привязанность к ней. Мысли об Оцу скрашивали ему жизнь в 
минуты тоски и одиночества. 
    Мусаси взял себя в руки. Появился вымытый и сытый Дзётаро, гордый 
выполненным поручением. Мальчик уселся, скрестив маленькие ноги и положив руки 
на колени, и вскоре мерно засопел, сраженный Усталостью. Мусаси отнес мальчика 
в постель. 
    На следующий день Дзётаро вскочил чуть свет. Мусаси тоже поднялся рано, 
собираясь в дорогу. 
    Он одевался, когда появилась вдова. 
    — Вы так спешите покинуть нас? — печально сказала она. Вдова держала в 
руках мужское одеяние. 
    — Сшила вам на прощанье кимоно и хаори. Не знаю, понравится ли вам мое 
рукоделие, но, надеюсь, они вам сгодятся в путешествии. 
    Мусаси смущенно взглянул на хозяйку дома. Одежда была слишком дорогой,