|
Мусаси проследовал за монахом по просторному темному коридору в прихожую,
где ему велели подождать. В открытые сёдзи заглядывали широкие листья платана,
воздух был напоен благовониями. Все как в обычном храме, кроме, пожалуй,
вольных манер монаха-великана.
Монах вернулся с книгой посетителей и тушечницей.
-- Запиши свое имя, где учился, каким стилем владеешь, — сказал он Мусаси
назидательным тоном, словно обращаясь к ребенку.
Книга называлась «Список лиц, посетивших Ходзоин в учебных целях.
Управляющий храмом Ходзоин».
Мусаси, раскрыв книгу, пробежал взглядом список самураев и учеников,
посетивших храм. Против каждого имени стояла дата. Следуя предшествующим
записям, Мусаси внес свои данные, опустив лишь имя учителя. Монаха больше всего
интересовало имя наставника.
Мусаси записал в книгу то, что он ранее сообщил в школе Ёсиоки. Учился
владению дубинкой под руководством отца, «не проявляя особого усердия».
Занявшись делом всерьез, стал учиться у всех на свете, а также следовать
примеру предшествующих мастеров боевых искусств. В заключение Мусаси написал:
«Продолжаю обучаться и в настоящее время».
— Ты, вероятно, знаешь, что со времен нашего первого учителя Ходзоин
известен оригинальной техникой боя на копьях. Поединки здесь жестокие,
снисхождения нет ни к кому. Прежде следует ознакомиться со вступлением в начале
книги регистрации.
Мусаси открыл первую страницу и прочитал условие участия в поединках,
которое он прежде не заметил: «Прибыв сюда в учебных целях, я снимаю с храма
всякую ответственность за мое возможное увечье или смерть».
— Согласен, — усмехнувшись, произнес Мусаси. Написанное было бесспорным для
тех, кто решил посвятить себя военной службе.
— Прекрасно! Прошу!
Додзё был огромных размеров. Монахи, видимо, пожертвовали под него учебный
зал или другое просторное храмовое помещение. Мусаси впервые видел зал с такими
массивными колоннами. На поперечных балках проступали следы росписи в китайском
стиле — белой штукатурки с узорами, выполненными краской и позолотой. В обычных
тренировочных залах ничего подобного не бывает.
Мусаси был не единственным посетителем. Десяток с лишним воинов-учеников и
столько же монахов сидели в части зала, отведенной для ожидания поединка. Было
еще несколько самураев, которые просто наблюдали за тренировкой. Все напряженно
следили за учебным боем на копьях. Мусаси тихо присел в углу, никто даже не
взглянул в его сторону.
Объявление на стене гласило, что в поединке можно использовать настоящие
боевые копья. Сейчас сражение происходило на дубовых шестах. Удар таким шестом
бывал болезненным, а иногда и смертельным.
В конце концов, один из бойцов был подброшен в воздух победившим соперником
и неуклюже заковылял к своему месту, волоча ногу, распухшую, как бревно. Он
упал на колено, вытянув раненую ногу перед собой.
— Следующий! — надменно выкрикнул монах-тренер. Рукава его одежды были
завязаны за спиной, руки, ноги, плечи и даже лоб монаха состояли из сплошных
мускулов. Дубовый шест, который он держал вертикально, был в добрых три метра.
Отозвался один из ожидавших, прибывших в монастырь сегодня. Подвязав рукава
кожаным шнурком, он вошел в тренировочную зону. Монах стоял неподвижно. Боец
выбрал у стены алебарду и встал напротив него. Не успели они обменяться
ритуальными поклонами, как монах с воплем, похожим на лай дикой собаки, обрушил
шест на голову противника.
— Следующий! — раздался бесстрастный голос монаха, принявшего выжидательную
позицию.
С последним противником было покончено. Он был еще жив, но мог лишь слегка
приподнять голову от пола. Два монаха-ученика оттащили его в сторону, взяв за
рукава и пояс кимоно. Следом тянулась дорожка слюны, смешанной с кровью.
— Следующий! — угрюмо повторил монах.
Мусаси подумал, что это и есть представитель второго поколения — учитель
Инсун, но сидевшие рядом с ним сказали, что монаха зовут Агон. Он был одним из
старших воспитанников, прозванных «Семь столпов Ходзоина». Инсун никогда не
участвовал в поединках, поскольку любого соперника укладывал один из «Семи
столпов».
— Кто еще? — проревел Агон, держа учебное копье горизонтально. Здоровенный
монах-управляющий сверял записи в книге посетителей, оглядывая лица
присутствующих. Он указал на одного из сидящих.
— Нет, не сегодня. В другой раз...
- А ты?
— Сегодня я не в форме.
Один за другим посетители отказывались от поединка, пока палец монаха не
уперся в Мусаси.
— Ну, а ты?
— Если угодно...
— Как понимать, «если угодно»?
— Это значит, я готов сражаться.
Все уставились на Мусаси. Надменный Агон, покинув тренировочную площадку,
оживленно разговаривал с монахами. Когда сыскался смельчак, Агон досадливо
поморщился и лениво произнес:
— Пусть кто-нибудь займется им вместо меня.
— Давай, давай! — уговаривали его приятели. — Один всего остался Агон
|
|