Такэдзо с трудом разомкнул веки и увидел перед собой измученное лицо с 
лихорадочно блестящими глазами. 
    — Это я. — Слова прозвучали как-то по-детски. - Оцу? 
    — Да. Бежим, Такэдзо. Я слышала твою мольбу о желании жить. 
    — Бежать? Ты меня развяжешь? Освободишь? 
    — Да. Я не могу оставаться в этой деревне. Сама мысль страшит меня. У меня 
свои причины. Хочу покинуть это жестокое место. Я тебе помогу, Такэдзо. Мы 
спасем друг друга. 
    На Оцу уже был дорожный костюм, все ее имущество было в маленькой котомке, 
свисавшей с плеча. 
    — Режь веревку! Быстрее! Чего ты ждешь! 
    — Сейчас! 
    Оцу достала короткий кинжал и одним ударом разрезала путы пленника. Прошло 
несколько минут, прежде чем в онемевшем теле снова побежала кровь. Такэдзо, 
пытаясь повернуться, не удержался и полетел вниз, увлекая за собой Оцу. Два 
тела, цепляясь за ветки, перевернулись в воздухе и грохнулись на землю. 
    Такэдзо поднялся. Он стоял твердо, несмотря на падение с девятиметровой 
высоты и невероятную слабость. Оцу пыталась встать, корчась от боли. Такэдзо 
помог ей подняться. 
    — Ничего не сломала? - 
    — Понятия не имею, но думаю, что идти смогу, — простонала Оцу. 
    — Ветки смягчили падение, надеюсь, руки-ноги у тебя целы. 
    — А ты как? 
    - Нормально. — Такэдзо помедлил секунду, затем выдохнул. — в! Я 
действительно жив! - Конечно. 
    — Не совсем «конечно». 
    — Пойдем скорее. Нам несдобровать, если нас увидят. 
    Оцу, хромая, пошла вперед, Такэдзо за ней... молча и медленно, как два 
кузнечика, прихваченных осенним заморозком. 
    Они спешили уйти подальше, ковыляя в полной тишине. Безмолвие нарушила Оцу: 

    — Смотри, над Харимой занимается заря. 
    — Где мы? 
    — На перевале Накаяма. — Неужели так далеко? 
    — Да. Человек может совершать необыкновенные дела, если захочет, — слабо 
улыбнулась Оцу. — Но, Такэдзо... — забеспокоилась она, — ты, верно, страшно 
голодный. Несколько дней не ел! 
    При упоминании о пище желудок Такэдзо свело судорогой. Боль нарастала, и 
пока Оцу развязывала узелок и доставала из него еду, Такэдзо сгорал от 
нетерпения. Спасительный дар явился в виде рисового колобка с начинкой из 
сладких бобов. От первых кусков, сладостью заливших горло, у Такэдзо 
закружилась голова. Колобок в руке дрожал. «Живой!» — бесконечно твердил он про 
себя, давая обет немедленно начать новую жизнь. 
    Облака на востоке заалели, свет зари упал на их лица. Такэдзо рассмотрел 
Оцу. На смену голоду пришло умиротворение. Не снится ли ему, что он сидит рядом 
с девушкой, живой и здоровый! 
    — Надо быть очень осторожными, когда рассветет. Мы около границы провинции, 
— предупредила Оцу. 
    Глаза Такэдзо расширились. 
    — Граница? Я совсем забыл! Мне надо в Хинагуру. 
    — Почему? 
    — Там они держат сестру. Я должен ее вызволить. Придется нам распрощаться. 
    Оцу уставилась на Такэдзо как пораженная громом. 
    — Раз так, то ступай! Знай я заранее, что ты оставишь меня, я бы осталась в 
Миямото. 
    — Что ты предлагаешь? Бросить сестру в заточении? Оцу взяла Такэдзо за руку,
 глядя ему в глаза. 
    — Такэдзо, я все объясню позже, но умоляю, не бросай меня! Я последую за 
тобой куда угодно, — трепеща от волнения, сказала она. 
    — Не могу! 
    — Учти! — заявила Оцу, крепко сжав его руку. — Я не уйду, хочешь ты или нет.
 Если, по-твоему, я помешаю освободить Огин, тогда я буду ждать тебя в Химэдзи. 

    — Хорошо, договорились, — сразу согласился Такэдзо. 
    — Правда придешь? 
    — Обещаю. 
    — Буду ждать у моста Ханада на въезде в Химэдзи. И сто и тысячу дней, если 
потребуется! 
    Кивнув в знак согласия, Такэдзо заспешил по тропинке к синевшим вдали горам.
 Оцу провожала его взглядом, пока он не исчез из виду 
    Внук Осуги примчался в усадьбу Хонъидэн и, заглянув в кухню позвал бабку: 
    — Бабушка, ты слышала? — взволнованно спросил он, вытирая лаком нос. — Ой, 
что случилось! 
    Осуги, которая раздувала угли в очаге бамбуковым веером, едва взглянула на 
мальчика. 
    — Ну, что там еще? 
    — Не знаешь? Такэдзо сбежал, бабушка! 
    — Сбежал? 
    Веер упал из рук Осуги прямо в очаг. 
    — Что ерунду мелешь?