воспринимать события сквозь призму собственного опыта и, в то же время, без 
способности к эмпатии. Способность к эмпатии является важнейшей предпосылкой 
постижения смысла аффективно-насыщенных образов, что предполагает 
“вчувствование” в то, что создано другим. Осознание посредством эмпатии 
позволяет понять смысл как явной, так и скрытой в художественной продукции 
информации (Franklin, 1990).
На восприятие образа влияют разные факторы, в частности, тесно связанные с 
феноменологией эстетические установки и представления (Stolnitz, 1960). При 
этом очень важен отказ от критических оценок. Восприятие должно быть 
ориентировано на образ, а не на его анализ. “Вживание” в образ и постижение его 
уникальных свойств является при этом основной целью. Хотя на деле это 
реализуется с большим трудом, стремление к достижению именно такого результата 
очень важно. Также как психотерапевту иногда необходимо стать центрированным на 
клиенте и воздерживаться от критических оценок, арт-терапевту бывает 
необходиимо всецело сфокусироваться на образе (Franklin, 1990). Мы полагаем, 
что это наиболее опревдано на начальном этапе работы с образом. Интерпретация 
образа будет более успешной, если она будет следовать за его непредвзятым 
восприятием.
Подход глубинной психологии к интерпретации
Понимание скрытого содержания художественных образов, созданных в 
психотерапевтическом контексте, предполагает многочисленные трудности. 
Представление о том, что их содержание отражает неосознаваемые процессы, 
требует знания арт-терапевтом механизма символообразования. Для того, чтобы 
понять смысл символических образов, арт-терапевт должен знать, что такое 
первичные и вторичные психические процессы, конденсация, проекция, замещение и 
другие защитные механизмы (Arieti, 1976). Однако, даже если арт-терапевт все 
это знает, это отнюдь не гарантирует понимания им явного и скрытого содержания 
образов. Расширение стратегий анализа за счет использования представлений о 
процессе психического развития, архетипах, символообразовании и культурных 
влияниях может быть весьма ценным, но вряд ли будет достаточным. Большинство 
авторов признают, что точные интерпретации являются скорее целью, нежели тем, 
что может быть достигнуто в реальных условиях. По мнению Хоми (Homey, 1966), 
вероятность неверных интерпретаций может быть снижена за счет “более глубоких 
психологических знаний и понимания аналитиком реальной ситуации, а не за счет 
его следования сложившейся системе теоретических представлений, а также в том 
случае, если в своих интерпретациях он будет менее авторитарен, и его 
собственные проблемы не будут влиять на восприятие” (р. 36).
Тот же самый подход по-видимому оправдан при анализе художественной продукции. 
Понимание мотивов, лежащих в основе поведения другого человека, является 
сложной задачей. Во многих случаях авторы пытаются понять неосознаваемые мотивы.
 Представители глубинной психологии в течение многих лет занимаются изучением 
бессознательного. Работа Юнга “Символы трансформации” (Jung, 1967) является 
одним из примеров того, как содержание символических образов может быть 
раскрыто посредством амплификаций. Юнг не разделял убеждения Фрейда в том, что 
символы отражают подавленные желания, и считал, что они связаны с проявлением 
архетипов и их интеграцией. По мнению Хардинг, символы отражают тенденцию 
психики к достижению баланса посредством актуализации тех психических качеств, 
которые имеют комплексный характер (Adler, 1961). Проявление этих качеств 
посредством активного воображения позволяет трансформировать архетипические 
энергии в образы. Как считает Уэллес, доверие к этим образам позволяет 
проявиться архетипическим темам и сделать их основой внутриличностной 
коммуникации (Rubin, 1987). В то время как психоанализ больше фокусируется на 
бессознательных мотивациях в форме подавленных потребностей, юнгианский подход, 
не исключая этого, признает самоисцеляющие возможности психики, делая акцент на 
выражении и последующей интеграции неосознаваемого материала.
Раскрытие неосознаваемого содержания образа достигается посредством 
использования разных приемов, базирующихся на тех или иных теориях. 
Представителя теории объектных отношений (Bacal and Newman, 1990; Hamilton, 
1989; Mahler, Pine and Bergman, 1975) и эго-психологии (Hartmann, 1964; Kris, 
1952) используют традиционные методы. Основываясь на постпсихоаналитической 
теории, они пытаются понять особенности психического развития и роль эго в 
творческой деятельности. Учет внутренних и внешних отношений на разных стадиях 
психического развития, в сочетании с пониманием роли эго в удовлетворении 
потребностей, позволяет разобраться в тех процессах, которые характеризуют 
создание художественной продукции в арт-терапии. Пионеры арт-терапевтического 
направления, такие как Крамер, Наумбург и Ульман стремились реализовать данные 
представления в своей работе (Ulman, 1986).
А теперь обратимся к некоторым стратегиям интерпретации, которые наиболее часто 
используются литературными и художественными критиками. При этом мы попытаемся 
показать, что каждая из этих стратегий связана с особым пониманием того, что 
такое глубокая и точная интерпретация.
Формализм
1950-е годы были отмечены расцветом формалистского движения в 
англо-американской критике, что вскоре привело к глубокому укоренению данного 
подхода в сотнях американских университетов (Keesey, 1987). Это движение было 
весьма критичным в отношении генерического подхода, занимавшегося изучением 
разнообразных причин художественного творчества. Биографические и исторические 
исследования в литературной и художественной критике были признаны 
несостоятельными. Им на смену пришли имманентные модели инализа (Leitch, 1988).
Формализм связан с фокусировкой на самом художественном объекте и его