|
Сьюзан Хоган
Самоидентичность, сексуальность и материнство в арт-терапии
Переживание утраты
Утрата может переживаться по-разному. Человек может испытывать психический шок,
безразличие, тревогу, неверие в будущее, печаль, облегчение, отчаяние,
одиночество, гнев и вину. Что именно переживает человек, и как долго может
существенно различаться. На фоне всех названных чувств могут возникать симптомы
физиологических и ментальных нарушений, такие как нарушение аппетита,
забывчивость, астения, гиперчувствительность, ощущение пустоты в животе или
сдавливания в груди и другие (Littlewood 1992). Исследования показывают, что
вид умершего ребенка становится для родителей очень значимым, и они испытывают
сильное желание держать его тело на руках. Однако медицинские работники им в
этом обычно отказывают.
Практика деторождения и культурные нормы
Представительницы феминистического движения обращают внимание на то, что
развитие медицинской практики родовспоможения существенно повлияло на
акушерство, которое традиционно являлось сугубо женской сферой деятельности. В
результате этого, мужчины заняли доминирующее положение в акушерстве и
гинекологи. Именно хирурги-акушеры осуществляют различные оперативные
вмешательства в родах, такие как кесарево сечение или перинеотомия.
Страх перед возможными осложнениями и последующей судебной ответственностью, а
также стремление контролировать родовой процесс заставляют многих
хирургов-акушеров проводить операции без достаточных на то оснований.
Хирургические вмешательства в родах вызывают у рожениц примерно те же самые
чувства, что и смерть ребенка. В этом нет ничего удивительного, с учетом
ложащегося на женщину тяжелого бремени социальных ожиданий, связанных с ее
репродуктивной функцией, а также распространенных в обществе мифов о женском
плодородии.
Рождение многочисленного потомства до сих пор зачастую рассматривается как
“естественная” функция женщины. Поэтому различные вмешательства медицинского
характера вызывают у женщин чувства глубокой фрустрации и утраты. Можно
провести параллель между способностью к “естественному” деторождению и
ожиданием женского оргазма при проникновении члена в тело женщины: “Оргазм
часто рассматривается в нашей культуре как нечто, к чему всякая женщина должна
стремиться, как некий “дар”, который мужчина может ей дать, а также как признак
“успешных” сексуальных отношений. Сексологи… утверждают, что оргазм… является
некой “мерой” сексуального удовлетворения… Однако, на деле оргазм не имеет для
большинства женщин столь большого значения”.
Люси Иригерей полагает, что эротические переживания женщины не фокусируются на
гениталиях, а распространяются на все тело. Тем не менее, к любым обобщениям
относительно женской сексуальности следует относиться с осторожностью, так же,
как следует осторожно относиться к мифу о том, что женщина обязательно должна
стремиться получить оргазм в сексуальных отношениях, или что, достигнув
зрелости, она обязательно должна стремиться к тому, чтобы забеременеть и родить.
При этом часто игнорируется тот факт, что многие женщины испытывают в связи с
беременностью и родами противоречивые чувства.
Следствием медицинских вмешательств в родах является то, что многие женщины
начинают испытывать чувства вины и собственной неадекватности, поскольку им
кажется, что они не смогли выполнить ту функцию, которая не предполагает
какой-либо технической помощи. Женщины, перенесшие кесарево сечение или
перинеотомию, нередко испытывают чувство гнева в связи с тем, что они позволили
другим (обычно мужчинам) контролировать тот процесс, который должен был бы
стать (по крайней мере, с точки зрения господствующей системы взглядов)
вершиной их самореализации – наиболее важным переживанием в их жизни. Для
многих женщин именно утрата их контроля над родами является основной причиной
переживания ими чувств фрустрации и унижения.
Многие женщины предпочитают теперь рожать на дому или в родовом центре, что
требует значительных затрат сил, времени и денег. Роды в домашних условиях
требуют решения ряда дополнительных организационных вопросов и значительной
силы воли, поскольку женщина должна будет столкнуться с сопротивлением со
стороны врача или членов своей семьи, которых она должна будет убедить в
обоснованности своего решения. Она должна будет приложить немало сил для того,
чтобы подготовиться к родам и соответствующим образом подготовить среду, в
которой они будут происходить Ей также необходимо будет заручиться поддержкой
своего партнера (мужа или иного близкого ей человека).
Для таких женщин как моя клиентка Джей, решивших взять на себя ответственность
за роды, помещение их в последнюю минуту в родильный дом – из той среды,
которую они с особой тщательностью готовили к моменту родов – а также их отрыв
от членов семьи и друзей, способно вызвать глубокую фрустрацию и чувство
собственной несостоятельности.
Кесарево сечение, связанное с разрезанием брюшной стенки и матки с последующим
извлечением через образовавшийся разрез ребенка, обычно производится в тех
случаях, когда имеется высокая вероятность гибели плода и/или роженицы. Однако,
эта операция все чаще производится без достаточных на то оснований.1 Подобные
вмешательства часто вызывают послеоперационный дискомфорт, инфекцию, нарушения
лактации и эмоциональные нарушения.
Перинеотомия связана с разрезанием промежности (пространства между влагалищем и
задним проходом) для того, чтобы облегчить выход на свет новорожденного.
Перинеотомия обычно производится перед появлением головки новорожденного.
Перинеотомия ошибочно делается с тем, чтобы ускорить процесс родов, несмотря на
весьма противоречивые данные относительно того, что она этому, действительно,
способствует.2 Расположение роженицы на корточках или в полусидячем положении
способно снизить напряжение в промежности и устранить необходимость в
перинеотомии.
Негативные эмоциональные и физические последствия перинеотоми могут сохраняться
весьма продолжительное время. Эта операция может приводить к возникновению
неприятных ощущений во время полового акта и, в связи с этим, к нарушениям во
взаимоотношениях партнеров как раз в тот момент, когда женщина нуждается в
дополнительной поддержке, что может продолжаться несколько месяцев.
Перинеотомия может сопровождаться сильной болью как во время рассечения
промежности, так и при наложении швов.
Кесарево сечение и перинеотомия лишают женщину возможности пережить процесс
нормальных родов и контроля над ним. При этом у женщин часто возникают чувства
вины (как у тех, кто готовился к естественным родам, так и у тех, кто к ним не
готовился) или гнева. У женщин также нередко появляется ощущение, что они
попросту не способны “нормально” родить.
Клиническое описание: сладкая капля драконовой крови
Очевидно, что Джей пережила целую серию тяжелых испытаний. Пережитый ею опыт
“рождения и смерти” (по ее собственным словам) спровоцировал проявление проблем
самоидентичности, зависимости, сексуальности и перенесенного в детстве
сексуального насилия.
Джей была включена в закрытую арт-терапевтическую группу, занимавшуюся в
течение 18 недель. Работа проходила в Сиднее. Ведущими группы были я и моя
австралийская коллега, получившая арт-терапевтическую подготовку в США.
Приводимое клиническое описание является не столько иллюстрацией неких
теоретических взглядов10, сколько детализированным изложением истории Джей.
Еще до того, как она пережила опыт “рождения и смерти” и начала работать в
группе, Джей создала несколько рисунков. Основным мотивом их создания было ее
желание привыкнуть к тому, что у нее будет двойня. Описывая свои рисунки, она
сказала, что они передают ее чувство счастья и радостного ожидания родов. Когда
Джей создавала эти рисунки, она готовилась к предстоящим родам и выполняла
специальные физические упражнения. Она старалась хорошо питаться, отдыхать,
расслабляться и больше читать – рассказы и книги, посвященные родам. Она
чувствовала себя в хорошей физической форме и получала от этого удовольствие.
На тех рисунках, которые Джей создала еще до начала посещения группы, но уже
после родов, она отразила опыт рождения двух детей – первого, живого ребенка по
имени Бруно, и второго – мертвого – по имени Эрик. Джей сказала, что второй
рисунок передает переживаемые ею чувства “растерянности и агонии”. В связи с
этим рисунком, созданным ею дома, она сказала также о том, что он передает
чувство разочарования родами и более подробно описала мне как сам родовой
процесс, так и свои ожидания от него. Джей и ее партнер по имени Лео готовились
к тому, что она будет рожать дома и установили для этого на веранде надувной
бассейн, а в день предполагаемых родов все время поддерживали в находящемся в
этом помещении камине огонь. Джей сказала, что обстановка была просто
“великолепной”. На роды были приглашены родственники и друзья. Однако все эти
планы были нарушены, когда, после осмотра врач заявил, что Джей должна
отправиться в родильный дом, хотя в этот момент роды проходили достаточно
успешно, и отверстие зева матки составляло 8 см (для успешных родов оно обычно
должно равняться 10 см). Джей сказала, что она чувствует себя нормально и
вполне спокойно, и что ей уже удалось достаточное время контролировать процесс
родов и не испытывать сильной боли. Поскольку сильных болевых ощущений не было,
она полагала, что весь родовой процесс пройдет нормально. Ей никто не объяснил,
почему она была доставлена в родильный дом.
После доставки в родильный дом Джей было сделано три ультразвуковых
исследования, после чего она почувствовала тревогу и, несмотря на
предпринимаемые ею усилия, ей так и не удалось расслабиться. Она пыталась
успокаивать себя, говоря: “Успокойся, тебе не собираются делать кесарево
сечение, расслабься, все нормально”, но все равно испытывала страх медицинского
вмешательства. Первый аппарат для ультразвукового исследования оказался
сломанным, второй же не позволял получить ясной картины, в связи с чем был
использован третий – более крупный, устрашающего вида аппарат. В этот момент ей
сообщили о том, что один ребенок, скорее всего уже мертв, но что медики не
могут сказать это со всей определенностью, и что это будет известно лишь после
третьего ультразвукового исследования (это произошло примерно за час до
рождения Бруно).
Джей описала одного из проводивших обследование медицинских работников, как
“совершенно ко мне равнодушного”. Она также сказала о том, что он стремился
закончить обследование как можно быстрее, также, впрочем, как и она сама хотела,
чтобы оно закончилось побыстрее. Именно тот человек, который показался ей
совершенно к ней равнодушным, сообщил ей о том, что один ребенок мертв. Во
время ультразвукового исследования можно было видеть то, что череп Эрика был
расколот, поскольку костные фрагменты свободно перемещались.
При этом Джей выразила переживаемое ею чувство обиды из-за того, что ей не дали
самой родить Бруно. Она была уже готова это сделать, когда доктор повернулся к
акушерке и сказал, что он собирается достать ребенка и сделать для этого разрез.
Джей сказала, что это было ужасно неприятно, поскольку ее лишили возможности
родить самой. Она охарактеризовала процесс движения ребенка по родовому каналу
как ни с чем не сравнимое переживание, когда ощущаешь себя животным, и когда
через тебя что-то проходит, и ты ощущаешь это, как некую силу, которую не
можешь контролировать. Это настоящее наслаждение.
Джей чувствовала, будто ее предали, и остро ощущала свою беззащитность. Она
также сказала, что “в тот момент Лео уже во всем этом не участвовал”, и что
“акушерка не играла никакой роли”. Ее партнер же не участвовал в происходящем,
он выглядел удрученным и не пытался помочь Джей. Для того, чтобы расслабиться,
она старалась на него не смотреть, хотя он находился с ней рядом.
Первый из созданных ею в группе рисунков изображал то, каким Джей видела свой
живот.4 На рисунке была надпись: “Ой, всего лишь один мальчик!” Она отражала ее
чувство досады по поводу того, что вместо двоих у нее родился один ребенок. В
ходе этой сессии она также призналась, что все еще не в полной мере смирилась в
ролью жены и матери. Хотя на 21 неделе беременности она уже знала о том, что у
нее родится двойня, она находилась в неведении относительно их пола. Она
испытала шок, узнав, что оба плода мужского пола. Она хотела этого меньше всего,
и призналась, что “муж и двое детей мужского пола – это уж слишком”. Она
сказала, что ей было неприятно об этом думать. Рисунок, созданный на второй
неделе групповых занятий, изображал то, что Джей назвала “кучей удобрения” и
ассоциируется у нее с пережитыми в прошлом неприятностями. Она сказала, что
куча удобрения – это ее живот, из которого сочится кровь. В родах она потеряла
много крови, и ее рисунок напоминал ей об этом. Она сказала, что потеря крови
ее очень беспокоит (подчеркнув при этом, что она потеряла много крови), и что
это для нее как-то связано со смертью ребенка. Потеря крови еще больше
усиливала горечь утраты ребенка и, в то же время, придавала ситуации
мелодраматический оттенок, чего ей совсем не хотелось. Кровопотеря вызывала
неприятные чувства у находившихся в родильном зале, и они были явно обеспокоены
тем, как много крови она потеряла. У Джей кровь ассоциировалась с авариями и
стихийными бедствиями, хотя сама смерть ребенка связывалась ею с выходом из ее
организма некой энергии. Рассказывая о рисунке, Джей несколько раз перепутала
имена детей. Изображенные на рисунке красные пунктирные линии она назвала
“следами горя”, они проходят через фотографию ребенка, заканчиваясь на ее
животе (куче компоста).
В левом верхнем углу рисунка она изобразила то, что назвала “чушью, которая
переполняет мою голову” – переживаемые ею чувства вины и долга, а также мысли о
собственной несостоятельности. Она понимала, что спустя два месяца после родов
и смерти ребенка она ДОЛЖНА была бы чувствовать себя лучше и адаптироваться в
достаточной степени.
На той же неделе Джей создала еще один рисунок углем. Он изображал ее стоящей и
растворяющейся “под душем горя”, которое, по ее мнению, она уже должна была бы
преодолеть. Другая созданная в ходе второй арт-терапевтической сессии зарисовка
представляет собой также выполненное углем изображение мертвого Эрика. Джей
сказала, что ей хотелось его достать и взять на руки. Это отражало ее желание,
чтобы он был жив, а также стремление побыть с ним подольше. В то же время, это
говорит о ее неверии в то, что она действительно может чем-то ему помочь.
Она изобразила свои пальцы, на одном из которых надето обручальное кольцо.
Таким образом, она показывает, что это ее руки. Кольцо свидетельствует о том,
что она выступает в новой для нее роли жены и матери – матери близнецов. Однако
эта роль оказывается призрачной, когда она обнаруживает, что Эрик мертв. То,
что Джей изображает именно свои руки, а не руки Бога, может указывать на то,
что она воспринимает себя в ответе за все случившееся. Ее неуверенность в том,
что произошло отражается в характере исполнения рисунка и в том, как она его
прокомментировала. Ей казалось, что ребенок здоров и развивается вполне
нормально (он умер не потому, что был каким-либо образом травмирован – получил,
например повреждение мозга, или имел некую врожденную патологию), но тем не
менее “решил уйти из жизни”. Джей призналась, что случившееся коренным образом
изменило ее жизнь, и что она теперь будет совсем не такой, как прежде.
Комментируя изображение Бруно, она сказала, что он “полон жизни и “занимает все
пространство”. Она также заявила, что он тянется к ней с картинки, и что она
остро ощущает его присутствие и его широкую улыбку. Желтый цвет, по ее словам,
отражает его энергию и полноту жизни. Она сказала, что рисунок первоначально
произвел на нее удручающее впечатление, но затем он ей понравился. Рисунок
отражает ее изменившееся восприятие пространства и потребность в том, чтобы
выразить переживаемое ею чувство горя. Джей объяснила нам, что ее желание
пройти арт-терапию было в значительной мере связано с необходимостью выразить
это чувство, поскольку переживать его “дальше было бы несправедливо как по
отношению к себе, так и к Бруно”. Она сказала, что хочет быть с Бруно и не
испытывать при этом чувств горечи и вины, однако, в его присутствии она вновь и
вновь вспоминает о смерти другого ребенка.
На третьей арт-терапевтической сессии Джей создала рисунок, отражающий её
страхи. Поводом для его создания послужила цитата, в которой речь шла о том,
как “летучие мыши скорби пытаются вцепиться человеку в волосы”. Джей отразила
переживаемое ею в связи с этим чувство отвращения. Она сказала, что нарисовала
себя испуганной и добавила, что она пережила за последнее время слишком много
неприятностей. Рисунок показывает, что она не хочет больше их иметь.
Созданный на той же неделе следующий рисунок (рис. 1) изображает, что Джей
собирает хворост для костра. Она рассказала, что ощущает, как подавляемые ею
чувства буквально “сжигают” ее тело, и что она хочет освободиться от скорби –
выразить это чувство, дать ему выход. Изображенные часы, возможно, указывают на
то, что для выражения чувства скорби необходимо время. Она сказала, что ей не
хотелось бы бесконечно носить в себе неотреагированные чувства, связанные со
смертью Эрика.
Она описала тело умершего ребенка как вызывающее у нее сильное беспокойство, и
что оно какое-то “расслабленное” и “ненормальное”. Оно разлагается или высыхает,
и из него выходит пар. Она также сообщила о результатах посмертного вскрытия,
показавшего, что тело Эрика начало разрушаться еще во внутриутробный период, и
добавила, что она читала о том, что умершие в утробе дети “разлагаются очень
быстро”. Хотя изображение тела Эрика вызывало у нее отвращение, она пририсовала
в правом верхнем углу также его крылатую, возносящуюся на небу душу.
Следующий рисунок изображал лежащую женщину с раздвинутыми ногами,
прикасающуюся к своим половым органам. Она сказала, что этот рисунок ей
неприятен, и добавила, что изображенная женщина пытается накладывать себе швы.
Она также отметила, что ее чувства, связанные с родами, “открыты” и “обнажены”,
и что изображенная женщина – это она сама, а переживаемое ею чувство горя – это
горе многих женщин. Она сказала, что ей хотелось бы встретиться с теми
женщинами, которые перенесли операцию кесарева сечения, и которые из-за этого
не чувствовали себя “нормальными женщинами”.
Она также сказала о том, что неправильные методы родовспоможения вызывают у нее
сильную злость, в особенности из-за того, что заставляют ее испытывать чувство
вины и беспомощности, а также о том, что она считает, что подверглась унижению.
Смерть ребенка заставила ее пережить собственную несостоятельность и привела к
охлаждению материнских чувств. Она также сказала, что утрата ребенка
отрицательно повлияла на ее представление о себе самой и ее способность к
получению нового опыта и знаний.
На третьей неделе Джей также создала один рисунок, отражающий переживаемое ею
чувство гнева. Одна из надписей гласит: “Разбей эти шлюзы!” Молоток, по словам
Джей, символизирует угнетение женщин. Рисунок в целом отражает ее чувства гнева
и злости, а также ее отношение к критическим оценкам поведения женщин. Молоток,
поэтому, ассоциируется не только с направленной на женщин агрессией, но и с тем
осуждением, которому они часто подвергаются в обществе.
Следующий рисунок передавал те чувства Джей, которые связаны с родами. Он
напоминает о том, что у нее была двойня, и что она подвергалась ультразвуковому
исследованию. Слова: “Врач, исцелись сначала сам” отражают чувство гнева,
которое она испытывает к врачам и медицинским учреждениям. В то же время, она
отметила, что медицинские работники были к ней достаточно внимательны, разрешив
ей на восемь часов остаться с телом мертвого Эрика, прежде чем его забрали на
вскрытие. Тем не менее проведенная ею в родильном доме вместе с Бруно ночь
оказалась для нее крайне неприятной, поскольку они не могли остаться наедине, и
все время ярко горел свет. Она могла кормить Бруно либо при ярком свете, либо в
полной темноте. Она сказала, что нахождение в родильном доме произвело на нее
очень удручающее впечатление, и что ее представление о том, что медицинское
учреждение должно быть местом для исцеления оказалось полной иллюзией.
По поводу родов Джей сказала, что они являлись для нее шоком. Она потратила так
много сил на подготовку к ним и охарактеризовала себя как “образцовую женщину,
собирающуюся родить двойню”. Она испытывала гордость за себя; ежедневно гуляла
по полтора часа, после чего в течение 40 минут выполняла физические упражнения.
Она следила за диетой и считала себя хорошо подготовленной к родам как
физически так и психологически.
На четвертой неделе арт-терапевтической работы Джей создала коллаж, включающий
в себя элементы ранее созданных ею изображений. Бык ассоциируется у нее с отцом
(Таурус); внутри же быка был изображен единорог. Эти фигуры были окружены
анемонами цвета морской волны. Слева были изображены несколько часов,
обозначающие несколько граней личности Джей. Она пояснила, что может
произвольно выбирать, какую из этих граней демонстрировать – они, например,
могут быть связаны с чувствами гнева, горя, грусти или страха. Она может
“одевать” и “снимать” их по своему желанию как одежду.
На пятой неделе Джей изобразила в красках подводную сцену; на переднем плане
был нарисован краб с неким существом, растущем на его панцире. Это существо
напоминало червя. В ходе той же сессии она создала другой рисунок. Одна из
изображенных на нем фигур, по словам Джей, уверенно стоит на ногах (на что
указывают свинцовые ботинки); другая же символизирует “истерическую” часть того
же самого существа. Джей сказала, что фигура слева символизирует ее
самоконтроль, другая же – ее “страх” и “неверие” в свои силы. В центре этой
фигуры было изображено нечто, напоминающее матку с наложенными на нее швами.
На той же неделе Джей также нарисовала образ, связанный с отрицанием ею своего
тела и неверием в его возможности. Она нарисовала себя держащей над своей
головой некую перекладину или железную палку, символизирующую ее жизнь. В то же
время, этот образ ассоциировался у нее с медициной и боевыми искусствами.
Железные палки используются во время тренировки с целью развития силы и
ловкости. Джей также нарисовала на этой палке или перекладине чашки чая,
отметив при этом, что ее партнер (который не был изображен на данном рисунке)
умеет готовить очень хороший чай.
По поводу палки или перекладины, она сказала, что “она позволяет все это
соединить, хотя она чем-то ей напоминает “летящие руки” и ассоциируется с ее
желанием иметь больше рук. На палке или перекладине было изображено то, что
связано для Джей с ткущим моментом ее жизни: усталые глаза, чашки чая, книга,
матка, два младенца, телевизор, половой член и рот. Джей не нарисовала себе рот.
Хотя она часто плакала, она считала, что все равно старается держать в себе
переживаемое ею чувство горя. Она пояснила, что, несмотря на ее попытки
выразить это чувство, ей все равно не удавалось это сделать.
На шестой неделе Джей нарисовала интересный автопортрет. Надпись под рисунком
гласит: “Дрожащая девочка – птица – женщина. Мертвая девочка-птица”. Она
пояснила, что изобразила себя в возрасте восьми лет. Кроме того, она отметила,
что ее чувство горя в последнее время несколько изменилось. Раньше ей было
трудно признаться себе в том, что она переживает грусть. Ей казалось, что она
оптимистка (Джей, действительно, характеризовалась выраженными чертами
экстраверсии), хотя при этом она нередко испытывала грусть. Она сказала, что
изображенная на рисунке девочка чем-то сильно расстроена, и добавила, что
переживания последнего времени нередко вызывают воспоминания о прошлом –о тех
унижениях, которые она терпела в детстве от отца. Она сказала, что отец
ассоциируется к нее с агрессивным персонажем на прошлом рисунке. Однако, по ее
мнению, переживаемое ею чувство горя выходит за рамки ее детcких переживаний.
После этого Джей создала серию рисунков, которые, по ее убеждению, достоверно
отражают ее переживания. Первый рисунок (рис. 2) изображает ее приближение к
“черной дыре печали”. Она назвала нарисованные руки “бесполезными и
неспособными ни до чего дотянуться”, и сказала, что они ассоциируются у нее с
ощущением тщетности любых усилий. Сопроводительный текст гласит: “Черный хаос в
этой дыре – это тот хаос, который во мне… Я хочу дотянуться до него,
прикоснуться к нему, взять и держать его. Я хочу проникнуть в себя и схватить
этот хаос для того, чтобы извлечь его наружу, увидеть его и полюбить его”.
Эти образы обозначают поворотный момент в арт-терапевтической работе, поскольку
Джей почувствовала, что она теперь может что-то делать с чувством горя. В это
время она начала вывешивать созданные ею рисунки на стены у себя дома по
возвращении с сессий, а также писать стихи:
“Черная впадина –
в ней ли он,
или он ее оставил?
— Грустный,
Серый, плачущий
и молчаливый”
Создав на той же неделе следующий рисунок (рис. 3), Джей пояснила, что
изобразила на нем себя держащей свое сердце, которое однако больше похоже на
дрель. Она обратила внимание на то, что черная впадина на месте матки
заполняется черным ртом. Сопровождавшая рисунок надпись гласила: “Пустое чрево
– дикое, вращающееся, безумное; я держу свое сердце”.
Связанный с работой конфликт Джей со своим партнером отражен на другом рисунке.
Он напоминает о повседневной работе Джей; она изобразила себя совершающей
акробатический прыжок, стоящей на голове и делающей “мостик”. Ее партнер не
воспринимает все это как серьезное занятие. По его мнению, настоящая работа
возможна лишь вне дома. Рисунок отражает споры Джей с Лео о том, что такое
“настоящая работа”, кто из них должен высыпаться, а кто – ставать по ночам для
того, поменять подгузник Бруно. Джей была явно раздражена, рассказывая о случае,
когда она попросила Лео встать ночью, чтобы этой сделать, а он отказался. Она
была крайне удивлена тем, что Лео мог спать в то время, как ребенок плакал.
На следующем рисунке черное отверстие матки превращается в черное отверстие рта,
принадлежащего умершему ребенку. Он сосет грудь Джей. В качестве иллюстрации к
рисунку она сочинила стихи:
“Мертвый ребенок
сосет мою грудь.
Его маленькое тельце
свернуто в клубок,
лежащий возле
моего сердца.
Его руки безжизненно
распростерты.
Его пальцы никогда
не коснутся моей кожи.
Он все сосет и сосет.
Он — чернота внутри меня…”
На этой же сессии Джей создала еще один рисунок, изображающий отправляющегося
работать на машине Лео, в то время как она держит мертвого Эрика. Оба рисунка
отражают ее готовность принять свое горе и его защитить. Она сказала, что
выполняет “особую миссию”, пытаясь “удержать” и “защитить” свои чувства, и что
она совсем не хочет садиться в одну машину с отправляющимся на работу Лео. В то
же время, она предположила, что своим отношением к Лео она, возможно, пытается
отрицать то, что он также может испытывать чувства горя и утраты.
Затем Джей создала крупный рисунок, отражающий различные моменты ее жизни. Она
разделила лист на небольшие квадраты, в которых отражались все те темы, которые
были ею затронуты за весь период предыдущей арт-терапевтической работы. Она
прокомментировала содержание изображений во всех квадратах: часы напоминают о
текущем моменте ее жизни; ступеньки, по ее словам, связаны с вопросом о том,
насколько “полезным” для нее оказался опыт последнего времени. Звезды
ассоциируются у нее с вынужденной привязанностью к одному месту и
необходимостью “таскать с собой несчастную коляску”. Квадрат с автомобилем
напоминает о работе ее партнера и ее социальной изоляции и необходимости
находиться дома, а также о различиях в ее ролях и ролях ее партнера и о разной
ценности их труда. Надпись “сердечный приступ” в другом квадрате ассоциируется
с сердечным заболеванием ее отца. По поводу расположенного в правом нижнем углу
черного квадрата она сказала, что “это то, что, наверно, было им”, имея пи этом
ввиду своего отца и то насилие, которое он совершал в отношении ее в полной
темноте. В другом квадрате изображена зашитая матка, а еще на одной (четвертом
слева во втором ряду снизу) – то, как она поднимает, словно гантель, тело
умершего ребенка, сказав по поводу этого рисунка, что “так я укрепляю свою
мускулатуру, держа Эрика”. Этот рисунок имеет определенное отношение к тем
темам, которые проявились на предыдущих этапах работы. По поводу рисунка она
сказала, что Бруно становился слишком тяжелым, и ей необходимо “укрепить свои
силы”. Поднимающая ребенка рука может ассоциироваться с ее стремлением
справиться с чувством горя, а также с тем, что ей необходимо проявить душевные
и физические силы, для того, чтобы выполнять свои функции. Кроме того, в одном
из квадратов она изобразила усталые и ассоциирующиеся с бессонными ночами
глаза; в другом – черную дыру горя”. Еще в одном квадрате изображена чашка чая,
напоминавшая ей о присутствии партнера (поскольку обычно он готовит чай), а в
других – отвлекающие, моменты в ее жизни, появление Бруно; образ себя самой,
идущей по дороге; руки, протянувшиеся к гробу с Эриком.
Джей решила выбрать одну из картиной этого большого рисунка для дополнительной
работы над ее сюжетом. Она выбрала картинку с изображением рук, протянувшихся к
гробу и написала: “Отец или сын”. Тем самым она показала, что не знает, по кому
именно она больше скорбит — по отцу или сыну. Джей сказала, что испытывает
душевную боль в связи со смертью Эрика, а также чувство досады оттого, что
смерть ее отца от сердечного приступа не дала ему возможности увидеть своего
внука.
Следующий рисунок, созданный на седьмой неделе, представляет собой попытку
нового изображения одной из картинок. Этот рисунок представляет собой версию
известной фотографии обнаженной вьетнамской девочки, в страхе убегающей от
непалмовой атаки американцев. Джей сказала, что изображение этой девочки
передает страх и ужас, и что именно ее протянутые руки она пыталась рисовать на
большинстве ранее созданных композиций. Этот рисунок можно воспринимать двояко
(как trompe-l’-oel).
Если посмотреть на него по-другому, то можно представить, что эта девочка лежит
на дороге, и что по ней только что проехал грузовик. Этот вариант восприятия
рисунка также придает ему метафорический характер; он может символизировать
состояние “раздавленности” Джей после перенесенных ею испытаний.
На той же (седьмой) неделе Джей сделала набросок углем, отражающий ее право
самостоятельно делать жизненный выбор. Слева она изобразила “помогающую
отвлечься чашку чая”, а справа – горшок с цветами, символизирующий ее
способность принимать самостоятельные решения (незадолго до этого она купила
домашние растения). Незаконченное изображение стоящего на одной ноге человека –
это она сама, ощущающая себя в неустойчивом положении.
Выполненный в цвете на десятой неделе работы следующий рисунок (рис. 4)
отражает драматический выход Джей из состояния депрессии. Этот образ она
охарактеризовала как большой и сильный. Рисунок изображает “Венеру” с
распростертыми в обе стороны руками, выходящими за пределы неких границ или
свода и проникающими в иное пространство. При этом руки превращаются в птиц.
Венера переступает через сосуд и при этом поднимается в воздух.
Джей заметила, что у этой Венеры есть грудь, но нет влагалища. Ей явно
понравилось рисовать красками, и она согласилась с тем, что ее новый рисунок
отражает радостное настроение. Сопровождающий его текст гласит:
“Заветный сосуд переступила и устремилась, чтобы вздохнуть свежего воздуха,
оставив позади безумие и радость… Идет в поисках своего подлинного лица, своего
достойного места, приготовившись что-то сказать… Она идет сюда – вселенская
женщина…”
Созданный на той же неделе следующий рисунок (рис. 5) изображает прекрасный
сосуд (символизирующий кровь и чрево), который держат две большие руки.5 Джей
сказала, что она держит сосуд, но пока еще не решается из него выпить; она
видит его и то, что в нем находится, но не чувствует вкус напитка. Она сказала,
что этот образ передает целостность, и что сосуд не поврежден. Данный рисунок
Джей сопроводила текстом: “Это – не сосуд забытья, это – зашитое чрево; мои
полные губы сохнут, и рот наполняется слюной. Я прикасаюсь к этому сосуду, но
еще не чувствую, что он принадлежит мне”.
Следующий рисунок (Рис. 6) напугал Джей. Образ чем-то напоминает вывешенную в
Сиднее “Маску Нолана” (созданную хорошо известным в Австралии Недом Келли серию
работ). Изображенный на рисунке человек “качает” мускулы, используя для этого
вместо гантели мертвого ребенка. При этом он показывает кому-то, что следует
держать язык за зубами. Комментируя этот рисунок, Джей сказала, что нарисовала
себя, и что он производит на нее устрашающее впечатление, поскольку фигура
призывает хранить молчание, а также потому, что в ней есть нечто нечеловеческое.
С левой стороны рисунка, отделенные от остальной его части границей,
расположены различные, связанные с привычными занятиями и досугом Джей предметы,
включая коляску и Бруно. Очевидно, что все эти предметы отвлекали Джей от ее
переживаний, в том числе чувства горя. После создания рисунка она сказала о том,
что должна признать это чувство, как очень важное для себя.
Следующий созданный на этой неделе рисунок изображал женщину без головы, что
вновь могло символизировать попытку скрыть или подавить чувства. Женщина
изображена в согнутом положении, висящей на двух веревках. Джей пояснила, что
этот рисунок отражает переживаемое ею чувство злости, отвращения и несогласия с
тем, как с ней обошлись. Это изображение имеет определенное сходство с
изображениями на рекламных щитах в Австралии, представляющими спортивную одежду
для женщин. На одном из таких щитов изображена согнувшаяся женщина, голова и
большая часть тела которой “обрезаны” границами плаката. Джей охарактеризовала
данное изображение как оскорбительное и как разновидность “мягкой порнографии”.
Хотя сам образ пытается убедить зрителей в том, что женщина может быть сильной
и активной, по мнению Джей, он, скорее, свидетельствует о зависимом положении
женщины и ее превращении в предмет потребления. Подпись под рисунком Джей
гласила: “нет боли – нет напряжения. Без чувств нет жизни”. (Как и рекламное
изображение, данный текст заключает в себе двойной смысл, связанный, в
частности, с подавлением и игнорированием чувств).
Рисунок, возможно, отражает ощущаемую Джей несвободу, связанную с тем, что она
вынуждена все время находиться с ребенком, причем, проводить время, в основном,
дома и делать все самостоятельно. Она сказала, что начала в дневное время
смотреть телевизор (в основном, те передачи, которые ведет Перри Мэсон), что
вызывало у нее ощущение, что она “не поспевает за жизнью”и чувство беспокойства.
Джей добавила, что она не любит смотреть телевизор, и что Перри Мэсон
напоминает ей ее отца, а также ассоциируется с предстоящим судом.
На следующей сессии (на двенадцатой сессии) Джей нарисовала дракона (рис. 7),
который для нее был связан с предстоящим, так или иначе касающимся ее партнера
судом, причины которого она решила не сообщать группе. Рисунок отражает то, как
Джей воспринимает себя в данной ситуации. Джей идентифицировала себя как с
привязанной к столбу женщиной, так и со святым Георгием, сражающимся с драконом.
Кроме того, она изобразила себя в образе ангела, пытающегося повлиять на ход
единоборства, а также в образе спящего младенца, которому нет никакого дела до
происходящего. Джей сказала, что она поочередно идентифицирует себя со всеми
этими образами, и что она может сама выбирать, какую роль ей играть в той или
иной ситуации. Дракон же символизирует любые возможные проблемы. Джей добавила,
что ей хотелось нарисовать себя в активной позиции, повергающей дракона.
Во время тринадцатой недели Джей не отсутствовала, после чего на одной сессии
создала шесть рисунков. Первый рисунок отражает положительный исход суда.
Дракон повержен, и члены семьи празднуют свою победу, вкушая кровь дракона.
Следующий рисунок Джей описала как имеющий определенное отношение к ее духовным
поискам, хотя сосуд наполняется из чайника (в связи с чем Джей даже
рассмеялась). Подпись под этим рисунком гласит: “Сладкая капля драконовой
крови”.
Следующий рисунок характеризует сексуальные переживания Джей. Он изображает
детскую игрушку удлиненной формы, которая может быть использована для
сексуальной стимуляции. Идея использования игрушки с такой целью развеселила
Джей. Ей также показалось, что данный образ служит “профанации” традиционной
материнской роли. Она сказала, что материнство вознесено на пьедестал, что
привело к утрате женщиной способности в достаточной степени удовлетворять свои
физические и сексуальные потребности. Кроме того, она отметила, что материнство
и сексуальность оказались искусственно разделены в обществе. Ей показалось, что
ее рисунок бросал вызов традиционной сакрализации материнского начала.
Создание следующего рисунка было сопряжено для Джей с переживаниями особого
рода. Она пояснила, что этот рисунок связан с материнством и сексуальностью. На
нем изображена лежащая на земной шаре женщина. Она раздвинула ноги и держит над
собой рожок, собираясь использовать его с целью сексуальной стимуляции.
Джей сказала, что ее сексуальные переживания и восприятие самой себя в сексе
заметно изменилось после родов. Она была поражена, насколько глубоки эти
изменения, и отметила противоречия между сексуальностью и материнством. С одной
стороны, беременность и последующее материнство тесно связаны с сексуальностью,
однако, с другой стороны, Джей отметила, что после родов ее стали воспринимать
как не нуждающуюся в физической близости. Она сказала, что это отчасти связано
с переутомлением. В то же время, она была поражена, насколько ярким в
чувственном отношении стал для нее контакт с ребенком. Этот контакт был
достаточно тесным, поскольку она кормила Бруно грудью. Она описала, что ей
доставляло огромное удовольствие, когда он во время кормления засыпал у нее на
руках, и она ощущала прикосновение его руки к своей груди. Джей вспоминала о
том, что она прочла у Жермен Гриер и согласилась с тем, что общение с ребенком
давало ей в сексуальном и чувственном отношении больше, чем близость с
партнером, поскольку с ребенком этот контакт был более регулярным и
продолжительным. Она отметила то, что во время половой близости она испытывает
неприятные ощущения, хотя рубцы после перинеотомии уже зажили, и
характеризовала эту операцию, как “порчу” и “своего рода изнасилование”.
На следующей неделе (пятнадцатой по счету) Джей создала изображение гостиной
комнаты с находящейся в ней “совершенной кушеткой” (символизирующей для Джей ее
способность создать для себя комфортные условия).
Свет лампы символизировал при этом фокусировку и осуществление чего-то очень
важного. Полки обозначали множество возможностей выбора. На каждой из полок
находились предметы того или иного типа, символизирующие определенные качества
(так, на одной из полок были нарисованы разные виды одежды, связанные с
различными типами сексуальности). На другой полке располагались разные типы
домов и символы разных стран (то есть, где и как Джей хотела бы жить), разные
книги (то есть, то, какого рода интеллектуальную информацию она хотела бы
получить). На верхней полке располагались разные чашки и сосуды. Рисуя разные
предметы, Джей сразу же определяла, какой предмет ей больше всего подходит; тем
самым она обозначала свою новую самоидентичность. Она также нарисовала парящий
в воздухе символ вечности, обозначающий жизнь и смерть одновременно. Отношение
этого символа к полкам с различными предметами было противоречивым.
Тотемная кукла или чудовище, нарисованная на шестнадцатой неделе
арт-терапевтической работы, зажата в слишком маленьком для нее пространстве.
Заштрихованное пространство слева напоминает матку. Реакции Джей на этот образ
были различными в группе и после групповой сессии. Закончив рисовать, она
сказала, что это мертвый ребенок – скорее всего Эрик в гробу. Она также
предположила, что это может быть изображение Лео, получающего удар молотком по
голове (придя на сессию, Джей испытывала сильную злость, поскольку Лео не
пришел домой в назначенное время, для того, чтобы остаться с ребенком и дать
Джей машину для поездки на сессию). Однако, после сессии она сказала, что кукла
– это она сама, и что рисунок отражает произошедшие изменения в ее восприятии
личного пространства.
Джей считала, что кукла отражает то, что она должна уступить свое личное
пространство, для того, чтобы ухаживать за Бруно. Подобное восприятие личного
пространства, по ее мнению, возникло после родов. Она отметила, что ощущает
свое тело увеличенным в размере и ставшим боле “доступным” для окружающих и
первую очередь, для Бруно. Для нее это было связано с чрезмерными затратами
энергии. В связи с необходимостью ухода за ребенком ей было трудно расслабиться.
Иногда у нее даже возникал страх замкнутого пространства и потребность сменить
обстановку, когда неприятные физические ощущения становились особенно
тягостными. В то же время, Джей с удивлением обнаружила, насколько тесно она
идентифицируется на телесном уровне с Бруно. Она считала свою независимость
важнейшей характеристикой своего “я”, и, в то же время, она воспринимала себя
как часть Бруно. Это заставляло ее по-новому взглянуть на то, кем она является
на самом деле, и что значит быть независимой. Джей чувствовала, что ее опыт
материнства и те ощущения, которые связаны с отказом от прежнего образа “я”,
игнорируются окружающими ее людьми и культурой в целом.
На семнадцатой неделе Джей создала несколько набросков, говорящих о том, что ее
захлестывают сильные эмоции. На одном рисунке она изобразила себя в “воронке”
горя; на другом нарисовала, как ее раздавливает какой-то предмет. После этого
она изобразила то состояние, в котором ей хотелось бы находиться: он нарисовала
себя в матке; при этом ей в вену вводится чай из чашки и содержимое какого-то
иного сосуда. Ощущая, тем самым, беспокойство и собственную незащищенность,
Джей попыталась изобразить себя получающей поддержку и питание.
На последней неделе (восемнадцатой по счету) члены группы создавали рисунки для
последующего вручения друг другу. Джей получила рисунок, изображающий ее в
танцевальных туфлях и обритой наголо (на самом деле, у нее были длинные волосы).
Она восприняла этот рисунок как пожелание достичь гармонии с собой и танцевать
свой танец.
Заключительное слово
Завершив работу в арт-терапевтической группе, Джей стала посещать группу
поддержки для женщин. Она считала, что больше не нуждается в психотерапии и
дала согласие на публикацию связанных с ней материалов.
Примечания
1. Не существует сколь-либо убедительных материалов корреляции между ростом
частоты проведенных перинеотомий и снижением разрывов промежности в родах
(Chambers, цит. по Rakusen 1971, р.434).
2. Rakusen отмечает, что данная процедура часто проводится при недостаточном
обезболивании (1971, р. 434).
3. Данное описание основано на записях арт-терапевтов, проводивших работу с
группой, а также на аудиозаписях обсуждений на всех сессиях. Я стремилась по
возможности использовать ту же лексику, что и Джей (псевдоним клиентки) с тем,
чтобы сохранить наибольшую аутентичность экспрессии. Читатель может заметить,
что данный случай описан как бы с точки зрения Джей. Наибольшую ценность
представляли переживания Джей, а не мои или котерапевта. Следует напомнить о
том, что все клинические описания являются в той или иной мере
“сконструированными”. В данном случае я стремилась представить все происходящее
так, как это воспринимает Джей.
4. Джей стремился взять от сессии как можно больше и при создании рисунков мало
общалась с другими членами группы. Однако во второй части сессии она задавала
им вопросы, связанные с созданными ими работами и высказывала свое мнение. Джей
чувствовала себя в группе достаточно комфортно и была искренней при обсуждении
своих рисунков. Поскольку она потеряла ребенка, члены группы стремились дать ей
достаточно возможности для того, чтобы высказаться. Ее потребности и чувства
вызывали уважение у других членов группы.
5. В ходе арт-терапии изображенный сосуд обозначал для Джей ритуальный кубок
(символ плодородия), а также символизировал ее матку (а в связи с этим,
ассоциировался с перинеотомией). В дальнейшем она стала рассматриваться ею как
вместилище крови дракона и символ духовности. Кроме того, этот образ
перекликается с “чашкой чая”, ассоциирующейся с отдыхом. Поначалу чашка чая
была связана для Джей с чувствами вины и сожаления из-за ого, что она тратит
время на себя, а также с присутствием Лео. В дальнейшем этот образ стал
ассоциироваться с принятием Джей самой себя и “сакрализацией” повседневного
опыта. Она приходит к осознанию значимости своей роли. Изображения сосуда в
данном описании свидетельствуют о том, что многократно появляющихся один и тот
же образ может иметь разные значения и характеризовать состояние Джей в разные
моменты арт-терапевтического процесса.
Литература
* Berger, P. L. and Luckmann, T. (1967) The Social Construction of Reality.
Harmondsworth: Penguin.
* Bowlby, J. (1981) Attachment and Loss, vol. 3. Harmondsworth: Penguin.
* Farsides, C. (1994) ‘Autonomy, Responsibility and Midwifery’, in Budd, S. And
Sharma, U. (eds) The Healing Bond: The Patient-Practitioner Relationship and
Therapeutic Responsibility. London: Routledge. Illich, 1.1977. Limits to
Medicine: Medical Nemesis and the Expropriation of Health. Harmondsworth:
Penguin.
* Kubler-Ross, E. (1973) On Death and Dying. London: Routledge. Littlewood, J.
1992. Aspects of Grief: Bereavement in Adult Life. London: Routledge.
* Llewelyn, S. and Osborne, K, (1990) Women’s Lives. London: Routledge. Lupton,
D. 1994. Medicine as Culture: Illness, Disease and the Body in Western
Societies. London: Sage.
* Mitchell, R. (1975) Depression. Harmondsworth: Penguin. Parkes, C. 1975.
Bereavement: Studies of Grief in Adult Life. London: Tavistock.
* Pitt, S. (1994) ‘Midwifery and Medicine: Discourses on Childbirth 1945-1974’.
‘Work-in-Progress in the History of Medicine’ conference. University of
Aberdeen, October 1994, unpublished paper supplied by author.
* Rakusen, J. 1971. Our Bodies Ourselves: A Health Book by and for Women.
Harmondsworth: Penguin.
* Rakusen, J. and Davidson, N. (1982) Out of Our Hands: What Technology Does to
Pregnancy. London: Pan.
* Riley, D. (1982) War in the Nursery: Theories of the Child and the Mother.
London: Virago.
* Rowe, D. (1987) Beyond Fear. London: Fontana.
* Sulieman, S. (ed.) (1986) The Female Body in Western Culture. Cambridge, MA:
* Harvard University Press. Ussher, M. and Nicolson, P. (eds) (1992) Gender
Issues in Clinical Psychology.London: Routledge.
Сведения об авторе:
Сьюзан Хоган — сертифицированный арт-терапевт, ведущий лектор отделения
арт-терапии Университета Дерби (Великобритания), редактор международного
веб-журнала арт-терапии, составитель и автор таких книг, как “Феминистские
подходы к арт-терапии” и “Исцеляющие искусства: история арт-терапии”.
Взято из книги: Арт-терапия / Сост. и общ. ред. А. И. Копытина. – СПб.: Питер,
2001. – С. 106 – 143.
??
??
??
??
www.psy-trening.com
|
|