— Что ж, посмотрим, а пока я запрещаю Вам являться ко мне без зова, — 'заявила 
королева и указала ему на дверь. 

Судьба Кэя сложилась тоже необычно. Поначалу поданные его были в восторге, 
получив щедрого короля, который будто забыл слово «нет» и не мог никому 
отказать в его просьбах. И никто даже не помышлял, что за добротой улыбки и 
участливым взором прячется не самое счастливое сердце на свете. Поток, ждущих 
его милостей, не иссякал так быстро, как таяла казна и возможность молодого 
короля. Его совесть порой разрывалась на части, пытаясь осчастливить подданных, 
и при этом соблюсти границы этикета. «Король выше закона» — льстили ему 
приближенные, но ему не становилось легче. 

В самом деле, на каждом шагу Кэя ждали искушения, с которыми не так легко было 
справиться. Начать хотя бы с того, что он был хорош собой и наделен многими 
талантами. 

Он сочинял стихи и песни, отлично рисовал, но главное его украшал артистический 
дар. 

Он мог легко прочесть в душе собеседника, что тот хотел бы видеть. И тут же с 
поразительной достоверностью являл в себе этот образ. 

И вот одни, общаясь с королем, видели в нем могучего владыку, защитника слабых 
и опору добродетельных, другие встречали в нем остроумного собеседника и 
тонкого дипломата, третьи — славного добряка, которому так приятно излить душу, 
четвертые находили увлеченного поклонника красоты и так далее. 

И, конечно же, самые восторженные чувства он вызывал у дам. 

Наверное, благодаря их пылкости с одновременным стремлением соблюсти женскую 
скромность и целомудрие, король, едва взойдя на престол, уже был окружен 
репутацией опасного сердцееда, против которого не может устоять ни одно сердце. 
Однако, кто бы знал истину? Нужен ли был ему бесконечный хоровод красавиц, 
ищущих его общества, желающих быть изображенными на его портретах, воспетыми в 
его стихах, одаренными его вниманием и изысканными сюрпризами? 

Немногие могли догадаться, что имеют дело не с пресыщенным искателем 
наслаждений, но с послушным, слабым мальчиком, робеющим поступать не так, как 
от него ждут, боящимся кого-либо оттолкнуть или обидеть. Быть может это смешно, 
но Кэй порой стеснялся своего сана и власти. И вот, скрытый актерскими масками, 
он играл бесчисленные роли, которые ему навязывали окружающие. Более того, Кэй 
сделался невольной добычей, за которой устремились на охоту чуть ли не все дамы 
его королевства. 

Вход шли самые необычные ухищрения, причем прекрасные охотницы, словно 
сговорившись, забывали о ревности и соперничестве, ибо каждая желала быть 
отмеченной его вниманием и дарами. 

И вот на лесной прогулке, одна из дам вдруг падала в обморок и, испуганный 
король должен был доставлять несчастную в ближайший охотничий домик. 

Случайно ли, но свита оказывалась где-то в другом месте и королю приходилось 
вначале собственноручно приводить красавицу в чувство, а затем выслушивать 
признания в любви, вкупе с упреками в жестокосердии. В конце бурных сцен Кэю 
предлагался выбор, подарить несчастной жизнь или стать свидетелем ее смерти. 
Кольцо с ядом или острый кинжал сжимали уже не дрожащие и слабые руки, и король 
видел это… 

Иной раз горячие просьбы усаживали Кэя за мольберт или заставляли взяться за 
арфу. Однако краски, стихи, музыка не тушили, а скорее раздували огонь любви, и 
тайны сердца изливались на короля столь обильно, что он переставал понимать не 
только других, но и самого себя. И, тем не менее, проклятая привычка не давала 
ему возможность сказать «нет». 

Воображение тут же рисовало ему кровавые развязки отчаявшихся получить его 
благосклонность. 

Ужасно было и то, что весь двор устраивала его холостяцкая жизнь. Таким образом 
он, принадлежал не себе, а всему двору и королевству. 

Но однажды весной, на пышном балу, где лица гостей были скрыты под масками, 
король встретил прелестную даму. Нижняя часть ее лица была скрыта шарфом. Она 
была обряжена индийской баядеркой и ее танец, как и угадываемая изысканная 
внешность, заставили сердце Кэя затрепетать. Как странно, незнакомка не 
смотрела на него с восторженной преданностью или затаенным вызовом. Глаза ее 
были печальны и строги, хотя она без сомнений узнала в нем короля. 

Впервые его артистизм оступился, он застеснялся своей жизни, самого себя. Он не 
мог понять ее отношение, он не слышал в ней отклика своим пробудившимся